Андрей Ливадный - Владыка ночи

— Ты хочешь сказать, отец, что заросли металлических кустов, плюющиеся деревья и вся летающая или ползающая нечисть — это всего лишь машины наших предков, изменившиеся до полной неузнаваемости?

— Ты абсолютно права, Юна. Стоит лишь добавить, что, при всех видимых изменениях, часть современных сервов по-прежнему хранит память о своем былом предназначении.

Юнона сокрушенно покачала головой:

— Все равно, отец, я не понимаю, почему ты так спокойно говоришь об исчадиях темной стороны. Сервы — причина многих несчастий, ведь именно плюющиеся металлические кусты распространяют проклятие изменения.

— Вот мы и подошли к сути проблемы, Юна. Я не зря сказал тебе: несмотря на «одичание» и трансформацию форм, большинство сервов помнит о своей изначальной функции. Семя, которое разбрасывают плюющиеся кусты, состоит из колоний микромашин. Гоум говорил мне, что эти мельчайшие, невидимые невооруженным глазом микромеханизмы — есть не что иное, как полезнейшее изобретение наших предков, позволившее им не только заселить Селен, но и колонизировать иные планеты. Просто за века регресса мы потеряли контроль над ними, утратили знания об истинном предназначении той серебристой субстанции, которую ныне называют проклятием, да и сами микромашины в результате бесконтрольного воспроизводства начали представлять определенную опасность. На самом деле старик Гоум наглядно доказал мне, что дозированная инъекция микромашин в кровь человека приводит к управляемому изменению жизненных процессов. Маленькие кибернетические симбионты живут в крови, как обычные тельца, они изначально сконструированы для внедрения в человеческий организм. Результатом их деятельности является неслыханная приспособляемость человека к условиям внешней среды. Когда человек, в крови которого обращаются микромашины, попадает под палящие лучи солнца, эти маленькие симбионты перемещаются в капилляры, пронизывающие кожу, и аккумулируют излишек энергии, предохраняя своего хозяина от ожогов. Затем стоит такому человеку попасть в лютый мороз, микромашины начинают отдавать накопленную энергию, согревая хозяина, поддерживая постоянную температуру тела. Кроме этого, существует еще несколько способов применения колоний микромашин. Их можно поселить на кожных покровах и с помощью специальных матриц сформировать из металлизированных клеток разъемы для подключения полезных устройств.

— Я не верю тебе.

— Юна, я видел это своими глазами. У Гоума было несколько матриц и импланты, которые подключаются к сформированным разъемам. Он не придумал это сам, а с риском для жизни добыл древние приспособления в разрушенных городах, где тысячи лет назад жили первые обитатели Селена.

— К чему ты рассказываешь мне эти подробности? — не сумев скрыть страх и отвращение, спросила Юнона. — Зачем ты пугаешь меня?

— Я тянул, сколько мог, Юна, — ответил Герон. — Зная, как относятся к измененным жители городов, я пытался подготовить тебя к нелегкому восприятию правды, заставлял тебя читать книги древних, в надежде, что ты поймешь: биологическая эволюция на Селене зашла в тупик, условия внешней среды ухудшаются с каждым годом, и твоему поколению придется делать осознанный выбор между медленной деградацией и единственным способом выживания…

— Нет. Не продолжай. Я не хочу слышать от тебя такие слова!

Герон тяжело вздохнул:

— Хочешь ты или нет, но тебе придется узнать правду, Юна. Я не могу допустить, чтобы тебя забила камнями безумная толпа.

Лицо Юноны стало пепельно-серым. Она порывисто встала:

— Я лучше уйду.

— Нет.

— Отец, я слушалась тебя во всем, но сейчас ты говоришь отвратительные вещи.

— Я вижу, ты поняла мой намек. — Герон тоже встал и жестом указал на запасной выход из оранжереи, которым, на памяти Юноны, никто и никогда не пользовался. — Пойдем. Я покажу тебе правду, а дальше ты вольна поступать, как хочешь.

Она не смогла воспротивиться. Привязанность к отцу все же была слишком сильна, чтобы взять и просто уйти, не окончив этот разговор. Если между ними останется недосказанность, они уже не смогут жить и общаться, как прежде, хотя Юнона подозревала, что прошлое уже необратимо ушло…

— Отец, неужели ты не мог просто промолчать, как делал многие годы, когда я спрашивала про маму? — с горьким упреком произнесла она.

— Мог, — ответил Герон, подводя дочь к входу в тесную шлюзовую камеру. — Но не забывай, я сам позвал тебя в сектор гидропоники. Твой вопрос уже не играл решающей роли. Разговор на тему измененных состоялся бы, так или иначе. — Он открыл овальный люк и жестом указал дочери на переходной тамбур.

Она вошла в тесную камеру, по-прежнему ощущая, что дрожит всем телом.

— Причина во мне? — пересилив дурноту, спросила Юнона, протягивая руку, чтобы взять из специальной ниши защитный костюм, без которого выходить на поверхность Селена было равнозначно самоубийству.

— Ты повзрослела, Юна, — ответил Герон, помогая ей облачиться в свободно ниспадающий балахон с островерхим капюшоном. — Я не слепой и вижу, как смотрят на тебя молодые парни.

Юна покраснела:

— При чем тут это, отец?

— Сейчас узнаешь. — Он взял из ниши второй балахон и начал ловко облачаться в нехитрую экипировку.

Затянув шнуровку, он посмотрел на дочь сквозь мягкую прозрачную лицевую пластину и плотно закрыл внутренний люк. Теперь они стояли тесно прижавшись друг к другу.

— Не суди слишком торопливо и опрометчиво, — голос Герона прозвучал глухо и невнятно. — Держи себя в руках, Юна, и помни, что я люблю тебя. — С этими словами он начал открывать механизм второго люка.

Этим выходом на поверхность уже давно никто не пользовался, и овальная плита не сразу поддалась усилиям Герона, а когда она все же сдвинулась с места, то на пол переходного тамбура посыпались куски потерявшего эластичность уплотнителя.

Юнона стояла, не в силах предугадать, что произойдет в ближайшие минуты. В голове девушки царил настоящий хаос, мысли путались, а в душе по-прежнему стыл обыкновенный человеческий страх перед грядущей неизбежностью.

Над этой частью Селена наступал вечер.

Жгучий диск солнца уже висел так низко над горизонтом, что отвесные стены кратера отбрасывали постепенно удлиняющиеся, угольно-черные тени с резко очерченными границами.

Юнона редко выходила за пределы города, и реальность Селена пугала ее. Отец был прав, — их мир уже давно не предназначен для живых существ, стоило немного постоять, наблюдая за стремительными физическими метаморфозами, происходящими на грани света и тьмы, чтобы слова Герона наполнились реальным, доходчивым смыслом.

Нагретые скалы дышали дневным жаром, но там, где пролегли глубокие тени, на смену зною уже пришел холод. В такие предзакатные часы можно было увидеть, как рядом, буквально в нескольких метрах друг от друга, лежат совершенно разноликие пространства. Над освещенными участками равнины разреженный воздух все еще струился зыбким маревом, а в тени скал камни уже успели покрыться белесой коростой наледи. Над желто-коричневой равниной, образующей дно кратера, стремительно возникали смерчи, поднимающие вверх столбы мелкой реголитной пыли, изредка до слуха долетали приглушенные хлопки — это лопались, рассыпаясь на острые обломки, не выдержавшие резкого перепада температур фрагменты скал…