Орсон Кард - Карты в зеркале

— Какой-то человек. Не знаю, как его звали. В последний день он оказался связан, так же как до него были связаны другие. Голоса приказали убить его.

Ансет всегда пытался бороться с голосами, но в тот раз борьба была еще более упорной, потому что он понимал — если он убьет своего учителя, то не потому, что ему так приказали, а из ненависти.

— Я убил его.

— Ерунда, — сказал камергер. — Ты был просто орудием.

— Я сказал — заткнись, — оборвал Микал. — Сын мой, можешь вспомнить еще что-нибудь?

— Я убил и экипаж корабля. Всех, кроме Хрипуна. Так велели голоса. А потом послышались шаги, наверху, на палубе.

— Ты видел того, кто пришел?

Ансет попытался вспомнить.

— Нет. Он велел мне лечь. Наверное, он знал что-то… какой-то код. Я не хотел повиноваться ему и все же повиновался.

— И?

— Шаги, укол иглы в руку, и я очнулся на улице.

Несколько секунд длилось напряженное молчание, все обдумывали услышанное. Камергер заговорил первым.

— Мой господин, вам угрожает страшная опасность. Только сила любви к вам побудила Певчую Птицу действовать вот так, вопреки ментальному блоку…

— Камергер, если ты еще хотя бы раз откроешь рот без моего приказа, тебе конец. Капитан, я хочу знать, каким образом киншасанцы прошли мимо охраны?

Ансет заметил, что Рикторс отвечает уверенно, без страха. Возможно, точно так же на его месте вел бы себя любой другой капитан, ведь убийцы проникли во дворец, несмотря на его верность долгу. Теперь Ансет уже немного пришел в себя и сумел вслушаться в мелодию голоса Рикторса. В ней звучала сила. И все же чувствовался некий диссонанс. Ансет подумал: а смог бы он заметить, если б Рикторс солгал? Для сильного, эгоистичного человека все, что он считает нужным сказать, становится истиной, и песнь его голоса ни о чем определенном не говорит.

— Рикторс, отдай приказ полностью уничтожить Киншасу, — Рикторс отсалютовал. — Прежде чем Киншаса будет уничтожена — и я имею в виду именно уничтожение, а не стрижку газонов, — я хочу знать, что за связь между неудавшимся покушением сегодня и тем, что сделали с моей Певчей Птицей.

Рикторс снова отсалютовал.

Микал перевел взгляд на камергера.

— А теперь давай, выкладывай свои соображения насчет того, что нужно сделать с Ансетом.

Как всегда, камергер решил пойти по безопасной дорожке.

— Мой господин, я еще об этом не думал. И вряд ли могу давать советы, как поступить с вашей Певчей Птицей.

— Ты очень осторожен в высказываниях, мой дорогой камергер.

Ансет изо всех сил старался сохранить спокойствие, слушая, как обсуждают его судьбу. Микал вскинул руку в ритуальном жесте, дарующем камергеру жизнь. В другой раз, видя, как камергер старается скрыть свое облегчение, Ансет рассмеялся бы, но сейчас ему было не до смеха. Вряд ли его участь решится так же легко.

— Мой господин, — сказал он, — я заслуживаю смерти.

— Черт возьми, Ансет, меня уже тошнит от ритуалов, — ответил Микал.

— Это не ритуал, — от всех переживаний голос Ансета звучал устало и хрипло. — И это не песня, Отец Микал. Я действительно для тебя опасен.

— Знаю. — Микал перевел взгляд с Рикторса на камергера, с камергера на мальчика. — Камергер, собери все вещи Ансета и принеси на борт корабля, отбывающего на Алвисс. Префектом там Тиммис Хортманг, напиши ему письмо с объяснениями и гарантийное письмо. Ансет будет самым богатым человеком в этой префектуре. Проследи, чтобы все мои распоряжения были выполнены.

Он мотнул головой, указывая на дверь, и камергер с Рикторсом вышли. Ансет остался, остались и наблюдающие за ним охранники.

— Отец Микал, — негромко сказал мальчик, и на этот раз в его голосе прозвучала песня.

Но вместо ответа Микал просто встал и покинул комнату.

До вечера оставалось несколько часов, и все это время Ансет бродил по дворцовым коридорам и садам. Охранники неотступно следовали за ним. Сперва мальчик дал волю слезам. Потом, когда ужас утренних событий слегка померк, скрывшись за не полностью разрушенным барьером в памяти, он вспомнил, как учитель пения повторял ему, снова и снова:

— Если тебе хочется плакать, дай слезам омыть горло, дай боли выйти наружу, дай печали подняться к голове и отозваться в ней.

Бродя по лужайкам вдоль берега Саскуэханны в осенней прохладе предвечерних теней, Ансет воспевал свою печаль. Негромко, и все же охранники слышали. Но чем они могли помочь? Они могли только плакать вместе с ним.

Подойдя к холодной, чистой воде, Ансет начал раздеваться. Один из охранников остановил его, прицелившись в ноги.

— Нельзя! Микал приказал помешать тебе покончить жизнь самоубийством.

— Я всего лишь хочу поплавать, — заявил Ансет.

— Если с тобой что-нибудь случится, нам конец, — ответил охранник.

— Клянусь, я хочу поплавать и больше ничего.

Охранник задумался. Его товарищи, похоже, предпочли предоставить ему решение этой проблемы. Ансет принялся тихонько напевать мелодию без слов, которая, как он знал, подтачивала уверенность людей. Охранник сдался.

Ансет разделся и нырнул. Его обожгла холодная, как лед, вода. Делая большие взмахи, он поплыл вверх по течению и вскоре стал казаться охранникам крошечным пятнышком на поверхности реки. Он нырнул и поплыл под водой к берегу, удерживая дыхание так долго, как может лишь певец или ловец жемчуга. До него долетали заглушённые водой крики. Наконец он со смехом вынырнул.

Два охранника уже скинули сапоги и по пояс зашли в воду, готовясь вылавливать тело, если оно проплывет мимо. Услышав смех Ансета, они сердито уставились на него.

— Чего вы волнуетесь? — спросил он. — Я же дал слово.

Охранники вздохнули с облегчением, и Ансет еще час плавал под осенним солнцем. Борьба с течением слегка отвлекла его от забот. Сейчас за ним приглядывал лишь один человек, остальные играли в полис, бросая четырнадцатигранную кость, — очень азартная игра, которая полностью их захватила.

Время от времени Ансет плыл под водой, вслушиваясь в изменившиеся звуки перебранки и смеха. Солнце уже почти село, когда Ансет снова нырнул, собираясь доплыть до берега на одном дыхании. Он был уже на полпути к берегу, как вдруг услышал резкий, хотя и приглушенный водой, крик птицы.

И этот крик стал недостающим звеном, замкнувшим разорванную цепь в его сознании. Ансет вынырнул, кашляя и отплевываясь, по-собачьи подплыл к берегу, отряхнулся и натянул одежду на мокрое тело.

— Пора возвращаться во дворец, — сказал он высоким, требовательным голосом, стремясь вывести своих стражей из ленивой расслабленности, овладевшей ими после часа игры.

Они поднялись и вскоре нагнали мальчика.

— Куда ты? — спросил один из них.

— Я должен повидаться с Микалом.