Орсон Кард - Карты в зеркале

У Мыкликлулна промелькнула мысль: не поселиться ли его соплеменникам в двуногих телах здешней разумной расы? Но закон запрещал подобные действия. К тому же его сородичи могли пойти на массовое самоубийство, осознав (а шила в мешке не утаишь), что новые тела достались им ценой гибели другой цивилизации. Ведь двуногие обитатели Земли были разумны, а их парадоксальное чувство юмора напомнило Мыкликлулну его жену… Ах, Глунднидн! Вместе с пилотом корабля она добровольно отправилась к солнцу и добыла энергию, которая спасла ее сородичей, но сама при этом погибла…

Мыкликлулн отогнал скорбные мысли. Жизнь все-таки продолжается!

Итак, о вселении в тела доминирующей расы можно было забыть. Правда, на планете жила еще одна раса двуногих, относительно малочисленная, но доминирующая раса почему-то относилась к ней или с презрением, или со страхом. Другие виды здешних живых существ отпадали — особенности строения их организмов не позволяли сделать их носителями разума. К тому же продолжительность их жизни была слишком мала, что помешало бы развитию цивилизации.

После долгих поисков и раздумий Мыкликлулн остановился на двух видах четвероногих. Внешне они весьма отличались друг от друга, но вполне удовлетворяли всем требованиям. Оба вида имели доступ в жилища доминирующей расы, обладали потенциальными возможностями общения, их тела и мозг вполне могли выдержать вселение чужого разума. К тому же оба вида были настолько многочисленными, что в них можно было переселить всех соплеменников Мыкликлулна, информационные копии которых плавали в межзвездном пространстве, терпеливо дожидаясь этой минуты.

Мыкликлулн мысленно подбросил монетку — мысленно, потому что в его распоряжении не было ни монеты, ни руки, ни достаточного уровня гравитации, чтобы монета смогла упасть… И в результате выбрал тот вид четвероногих, который поднимал больше шума и отличался, по мнению Мыкликлулна, большей сообразительностью. Немаловажно было и то, что этот вид жил вместе с доминирующей двуногой расой и пользовался ее большой любовью.

Мыкликлулн принялся решать проблему размещения устройств для подачи сигналов соплеменникам. С одной стороны, он не должен был вызывать подозрений у доминирующей расы, с другой — не мог обойтись без ее помощи. От напряженных размышлений все шесть углов его тела слегка вибрировали.

Абу постоянно не хватало денег, а еще не хватало еды, поэтому он был слишком тощим. Удрученно размышляя о своем безденежье, он и не подозревал, что через каких-то двадцать минут деньги начисто перестанут его волновать. Именно столько ему осталось жить, но Абу об этом не знал.

— Ну почему мне платят меньше, чем Фазилю? — вопрошал Абу. — Он только и знает, что просиживает задницу, а мне приходится весь день бегать взад-вперед и заглядывать в глазки тюремных камер. Я что, плохой мусульманин? Или я глупее Фазиля? Или недостаточно предан нашей партии?

Все эти риторические вопросы он задавал шепотом, чтобы, упаси Аллах, не услышало начальство. Абу ибн-Ассур с головой ушел в мысли о жестокости и бесчеловечности мира, как вдруг стены стоящей в пустыне тюрьмы задрожали от оглушительного гула, а потом на Абу обрушился чудовищный смерч раскаленного песка. Абу вскрикнул и закрыл лицо руками, но было поздно — острые песчинки выкололи ему глаза, а горячий ветер высушил пустые глазницы.

Только поэтому Абу не увидел дыры во внешней стене камеры номер двадцать три, где содержался политический преступник, которого завтра должны были казнить. Человек этот попал сюда за убийство жены — преступление, казалось бы, вовсе не политическое. Однако тесть осужденного был важной шишкой и мог одним телефонным звонком кого угодно упрятать за решетку.

Абу, само собой, уже не увидел, как появился его начальник. Обнаружив, что камера номер двадцать три пуста, начальник сразу начал искать козла отпущения, на которого можно будет свалить вину за побег. Вскинув автомат, начальник выстрелил в Абу. Тот услышал звук выстрела, почувствовал жгучую боль в груди — и умер, так толком и не поняв, что же произошло.

Мыкликлулн потянулся, подвигал ногами. Он все еще не привык к своему новому телу: к четырем конечностям, к двум бокам вместо шести и к постоянному возбуждению. Все ощущения были острыми и приятными. Он обошел вокруг своего корабля, растопырив пальцы и шевеля ими: теперь у него имелось пять пальцев на каждой конечности.

«Какой стала бы наша цивилизация, будь у нас изначально такие тела? — подумал он. — Наверное, тогда мы не научились бы общаться телепатически и нам пришлось бы разговаривать с помощью воздушных колебаний, как это делают здешние двуногие».

Мыкликлулн видел, как внутри корабля тает его прежнее тело.

Над лугами штата Канзас становилось все жарче.

Мыкликлулн знал, что нарушил закон, но у него не было иного выхода. Ему поневоле пришлось завладеть телом человека, которого все равно лишили бы жизни. Однако сородичи наверняка подвергнут его допросу, признают виновным и казнят за посягательство на жизнь другого разумного существа.

Но это дело будущего, а пока у него появилось новое тело, а вместе с ним — множество новых ощущений. Мыкликлулн провел языком по зубам. Потом начал издавать жужжащие и свистящие звуки, пытаясь заговорить.

Человеческая речь никак ему не давалась. Язык и губы Мыкликлулна норовили воспроизвести привычные арабские звуки, в то время как новый хозяин тела пытался подражать совсем другой речи, которую доносили до него многочисленные радиоволны.

Продолжая упражняться в произнесении звуков, Мыкликлулн в то же время методично уничтожал свой корабль. Может, этого и не стоило делать: для человеческого зрения корабль был невидим. Но миссия Мыкликлулна была слишком важна, чтобы рисковать.

К тому времени, когда инопланетянин появился в одном из близлежащих городков, он уже в совершенстве умел изъясняться на местном языке. Во всяком случае, его речь не вызвала никаких подозрений у служащих «Корпорации промышленного развития» в Канзас-Сити, где Мыкликлулн разместил заказ на изготовление разработанного им устройства. Столь же гладко прошли его переговоры с юридической фирмой «Фарбер, Фарбер и Мейнард», где он запатентовал все детали своего изобретения. Потом Мыкликлулн навестил деревообрабатывающую фабрику Сидни и заказал у них первую партию собачьих будок.

Бриллиантов, проданных Мыкликлулном, вполне хватило на оплату двух тысяч собачьих будок с необычным содержимым. Находясь в приподнятом настроении, он мурлыкал странные песенки, которые доносили до него радиоволны.

— Кока-кола — наслажденья школа! — пел Мыкликлулн.

А еще: