Иван Валентинов - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 15

«Помнишь его?» Петру показалось, что голос прозвучал на самом деле. Почудилось? Но почему кому-то так необходимо, чтобы он вспоминал Дом? Что здесь может быть связано с Домом? И что именно надо вспоминать, ведь Дом — это не просто комнаты, письменный стол, стереокартина с кусочком моря, раструбы кондиционеров в нишах…

Петр протянул руку. Ему вдруг показалось, что он находится у себя дома и может прикоснуться к стене, на которой висит картина. Он действительно коснулся стены — гладкой, теплой, упругой, неотличимой от стены Дома…

Он вглядывается в полумглу пещеры — и видит там нечто, похожее на письменный стол — точно такой, какой оставил в Доме. Петр медленно встает и направляется к этому предмету. Но еще раньше, чем успевает рассмотреть его, он уже знает: предмет ничем не угрожает ему, это выступ, образовавшийся здесь, чтобы стать его столом.

Петр садится у «стола» на другой выступ со спинкой — «кресло». Он достает пакет и высасывает остатки питательной пасты из тюбика, допивает воду из фляги.

Петр знает: выходить не следует. Опасность там, спасение — здесь. Он понял это, когда нашел дом, в котором можно жить и ощущать его частью себя, и чувствовать его стены, как свою кожу.

Петр опять укладывается на лежанку, вытягивает ноги — он и не замечает, что она приняла форму, наиболее удобную для его тела. Он вспоминает небо Земли в тот день, когда стартовал корабль. Он чувствует, что кому-то здесь необходимы его воспоминания, кому-то нужно, чтобы он вспоминал все новые подробности, чтобы заполнял чью-то сосущую пустоту. Петр не противится. Он снова видит облака, плывущие в синеве, кувыркающихся птиц, слюдяные блестки солнца на скалах. Он видит совершенно ясно каждую мелочь, но не может определить, с кем это происходило, кто там находился и передал свое видение ему.

Как мог тот человек вести корабль в угрожающие мрачные просторы? Зачем?

Существам из Солнечной системы понадобились новые места для размножения?

Нет, не в этом дело. Вернее, не только в этом. Планету для колонизации можно было найти ближе. Можно было бы избежать лишних парсеков смертельной опасности: магнитных и гравитационных ловушек, ям искривленного пространства, метеоритных шквалов, жестких излучений, просачивающихся сквозь обшивку. А ведь были еще опасности и другие — те, которые они несли в себе и в своем огнедышащем доме. Эти опасности скрывались в самих конструкциях механизмов, в конструкциях их тел, в незащищенности, в работе и взаимодействиях организмов, в отношениях со средой.

Зачем же они шли на все это, оставив свои Дома? Ради чего? Неужели ради познания? Но познание нужно лишь для жизни, существу необходимо знать, как лучше передвигаться, находить пищу, укрываться от опасности. Для этого природа снабдила человека мозгом — вычислительной машиной, способной рассчитать, как найти убежище, пищу, самку. Лишние знания никакому существу не нужны. Природа предназначила своим детям вполне определенную роль: жрите и размножайтесь. Поедайте Друг друга — пусть победит сильнейший. А что будет дальше, к чему приведет отбор, тебе, человек, не надо знать. Это не твоего ума дело. Эти пути для тебя неисповедимы. Точка. Табу.

Куда же ты прешь, сумасшедший? Ведь с тобой это уже случалось, у тебя есть горький опыт. Познание ради познания? Может быть, тебе хочется узнать и то, что скрывается за Табу? На этом пути ты найдешь только муку и неудовлетворенность, тоску и одиночество.

Золотой век уже был — он назывался еще пещерным. Не надо было тебе на заре цивилизации выходить из пещеры. Яркий свет ослепил тебя и создал миражи. Вернись обратно в пещеры, назови их уютными гнездышками или как там хочешь, но поскорее вернись! В этом твое спасение и твое счастье. Создай там все, чтобы наилучшим образом выполнять предначертания природы: укрась самку — и она вызовет желание, образуй в пещере комфорт, натащи туда побольше пищи. И ни за что не вылезай на свет. Ибо он для тебя опаснее яда. Он отравит твой ум, вселив в него несбыточные надежды. Ты помчишься за иллюзией и не заметишь пропасти на своем пути.

А ведь как хорошо жилось в пещере…

Петр закрыл глаза. В синем тумане возник длинный стол, уставленный бутылками с узкими длинными горлышками и блюдами с яствами.

Бесшумно работали кондиционеры, создавая в комнате то аромат ковыльной степи, то озонированный воздух послегрозья.

Ждали гостей откидные кресла, принимающие форму тела.

Постой! Но ведь все это есть и здесь! Он нащупал локтем углубление для локтя, ногой — углубление для ноги. Ему было так хорошо, как никогда. И он не отдернул ног, когда их коснулись холодные скользкие щупальца лиан. Он знал: так нужно. Отныне ему не придется искать пищу и воду — Дом сам накормит и напоит его через эти зеленые артерии.

Как только щупальца прикрепились к ногам, Петр тотчас почувствовал во рту вкус изысканных блюд, которые перед тем вспоминал, и вкус новых блюд, еще более изысканных и приятных. Он подумал, что, по сути, никогда не знал настоящего вкуса пищи и воды, не мог себе представить вершин наслаждения. Настоящий вкус он узнал только здесь, в своем идеальном Доме.

Он почувствовал на плечах легкие ладони. Прикосновение было знакомым, привычным, но волновало, как в первый раз. Его губы прошептали имя.

Она опять была с ним — больше, чем она живая, из плоти и крови, которые часто властвуют над разумом. Сейчас с ним было ее прикосновение, ощущение ее, которое не предаст и не обманет. У него было все, что ему нужно от нее, и не было того, что не нужно. Он обманул судьбу, укравшую ее, унесшую ее руки и стан.

«Неужели, Дом, тебе удалось обмануть инстинкты, само мое естество? Насколько же простирается твоя власть?» — вопрошал Петр, и услышал ответ. Он не знал, кто отвечает ему — он сам или Дом. Ответ раздавался в его мозгу, и Петр решил, что сам отвечает себе: «Ну, это не так уж трудно. Немножко больше или немножко меньше какого-нибудь вещества: фермента, гормона, витамина — и твоя вычислительная машина, помещенная в черепную коробку, начинает искать, как восполнить недостаток или избавиться от излишка. Поскольку ты сапиенс, то стараешься не признаваться себе, что именно командует твоей мыслью. Ты называешь свои поиски и метания красивыми словами вроде грусти и нежности, а о микродозах вещества, толкающих тебя на поиски, говоришь: «самое сокровенное». И тебе кажется, что ты перехитрил кого-то, а перехитрил-то ты лишь самого себя.

Но все же ты невероятно усложнился, человек. Ты создал над древней программой, записанной в тебе, столько новых программ — психологических, чисто человеческих, что иногда можешь заглушить первую — самую древнюю и самую жесткую. Тогда иллюзии превращаются в реальность, более важную для тебя, чем сама жизнь.