Владимир Савченко - Должность во Вселенной

«Слышишь, Саша, слышишь? — подумал Пец, опрокидывая в рот вторую стопку. — Это ведь уже какой-то ответ…»

А Ястребов смотрел на него просительно, в хрипловатом голосе чувствовалась слеза:

— Вы возьмите меня снова наверх, Валерьян Вениаминыч, а? Я еще сгожусь, сумею. Там у вас сейчас большая работа будет.

И надо было жить и работать дальше. Не ради счастья-успеха-признания, а — к тому приставлен.

На проходной комендант Петренко вручил ему акт осмотра сетей (с очень красноречивыми снимками), получил от директора визы на всех заявках и приказ развертывать работу, не теряя ни минуты. Упрочение экранных сетей требовалось неотложно: надвигалась осень, пора ненастья.

Да и все другие дела были неотложны. Вчерашняя авария и сегодняшние похороны многое нарушили в башне; начальники отделов, лабораторий, служб сопровождали директора, пока он поднимался к себе, а затем приходили, звонили, связывались по телеинвертеру — каждый со своими вопросами. Все сетовали на постигшую утрату, многие попутно с большей или меньшей осторожностью выясняли кандидатуру нового главного инженера, а поняв, что ее нет, склоняли к определенному лицу, подчеркивали его нужные качества. Были названы Мендельзон и Любарский, Люся Малюта, Васюк-Басистов, Буров, Бугаев и даже референт (впрочем, ныне зам по оргвопросам) Синица. Валерьян Вениаминович выслушивал, вникал, отмалчивался, разрешал, запрещал, откладывал… а в горле еще давил нерассосавшийся комок, в голове пошумливало от выпитого с Ястребовым.

Мысли все соскакивали с проторенной колеи. Вспоминался разговор с Корневым и особенно, как он вставил ему фитиль, показав «космонавтику навыворот» — аккрецию, падение метеоров.

…Век назад автомобили были не меньшим чудом, чем сейчас космические ракеты. И легко можно представить сотни миллионов ракет: грузовых, пассажирских, такси, личных и даже номенклатурных (в черном лаке и со спецсигналами), — наполнивших околоземное пространство. Главное — всем будет позарез надо: потому что у соседа аж две, потому что детям космос полезен для здоровья, чтобы провести отпуск на Марсе… да о чем говорить! Разве мыслима нормальная жизнь без своей ракеты — или хотя бы папиной? Таким и девушки не станут отдаваться.

…Давно ли люди — такие же, как нынешние, — жили без кино, телевидения, дисков, видеолент — и не чухались. А отними у них все это сейчас, прерви поток искусственной занимательности, отвлекающей их чувства, — ведь страшный суд начнется, массовая психопатия, содом, пьянство, преступность! Человеческие чувства как фактор ноосферы. Психика, которая главнее физики. Или — психика как частьВселенской Физики?…

И сидел напротив нестроевого возраста полковник-инженер Волков, главвоенпред божьей милостию, доказывал немногословно, но весомо, что происшедшее вчера со всей очевидностью обнажило чрезвычайно серьезный характер развития исследований наверху, а посему надо, во-первых, зарежимить их по крайней мере под гриф «Совсекретно», а во-вторых, подключить специалистов представляемого им ведомства. Ведь не говоря о вышеупомянутом — сам способ полевого управления неоднородностью пространства, поскольку увеличение ее ведет к разрушению любых материалов, представляет собой оружие. Было бы легкомыслием закрывать на это глаза.

— Мы прикинули: страшное оружие может получиться, Валерьян Вениаминович. Пространственные бомбы. Выделенные из Шара объемы с микроквантами. Электрическими полями, чего проще. То, что случилось с Таращанском, возможно для любого города Земли.

Пец хмуро рассматривал кряжистого полковника, ершик седых волос на красивой голове, следил за четкой командирской жестикуляцией. «Вот только вас там еще не хватало».

— Минутку, — поднял он ладонь. — Вы сказали: выделить объемы с микроквантами. И вы знаете — как?

— Н-ну… — Военпред поднял и опустил широкие брови. — Это вопрос технический.

— Иными словами, ваше «чего проще» и преувеличенные опасения — с потолка, — жестко заключил директор. — Технические трудности, знаете, похоронили не одну тысячу эффектных идей. В том числе и о сверхоружии. Впрочем, хорошо, что сказали, изучим и эту возможность. Благодарю за предложение сотрудничества. Когда потребуется, пригласим ваших коллег для обсуждения. Все.

Волков побагровел по самую шею в тугом темно-зеленом воротнике. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Он больше привык сам так разговаривать с другими.

— Извините, товарищ Пец, — сказал он, — но я и до ваших слов понимал, что суюсь не в свое дело. Понимаю и то, что этот способ может стать оружием не завтра и не послезавтра. Но он можетим стать! И очень скверным, массового уничтожения. Все мы за мир, я не меньше вашего — но ситуация требует принятия ответственных мер. Изучение изучением, но в качестве первой меры настаиваю на засекречивании. — Полковник поднял на Пеца светлые глаза в морщинистых веках; взгляд их был тверд. — Если не поддерживаете, направлю докладную сам.

«Ох, черт, как со мной разговаривают!» Пец четверть минуты боролся с желанием выставить военпреда за дверь. Но миролюбие превозмогло.

— Как вам известно, способ полевого управления НПВ разработан покойным Корневым и мною. Право решать, засекречивать свою работу или нет и в каком направлении ее развивать, принадлежит в первую очередь авторам, а не…

Но разгорячившийся полковник перебил его:

— Извините, но в делах такого масштаба вопросы научной этики отступают на второй план. Когда речь о жизнях миллионов — не до миндальничанья!

— Вопросы этики никогда не отступают на второй план! — гаркнул Пец, хлопнул по столу ладонью; он тоже раскраснелся. — Не должны отступать! Их оттесняют, это совсем другое. Поэтому и живем в страхе и неуверенности, что различные… гм! — политические дубы и недоумки исключают этику из отношений между людьми и народами, заменяют ее силой, деньгами, властью, подлостью. Не выберемся так из дерьма. Миндальничанье!.. Словом, так: вы мне доложили — я вас выслушал. Вы знаете далеко не все, гораздо меньше, чем нужно, чтобы добиваться правильных решений. Будем изучать вопрос. А ежели вздумаете действовать наобум и в обход, то — поскольку у нас с вами простой взгляд на этику — обещаю, что ваша карьера на этом закончится. Располагаю соответствующими возможностями. Все, идите. — Военпред продолжал сидеть, шевельнул губами с намерением возразить, но директор повторил с нажимом: — Идите!

Тот поднялся и, повернувшись не по-военному, вышел.

«Оружие. Засекречивание. Страх, доводящий народы и государства до нервных судорог. Подозрительность… Нет, именно в делах такого масштаба нельзя допустить, чтобы животные чувства возобладали — на уровне народов! — над человеческими. — В отличие от военпреда, Пец представлял как. В принципе. — А может, и не в принципе? — Он вспомнил увиденное вчера в экспериментальной мастерской: листы стекла и пластмасс, бетонные плиты с дырами — крупными и малыми, ровными и рваными. — Может, это оно и есть?…»