Владимир Савченко - Должность во Вселенной

В это время очень кстати (или очень некстати, с чьей позиции смотреть) в комнату на голоса заглянул Зискинд; его АКБ находилось в на том же этаже. При виде Корнева живое лицо Юрия Акимовича выразило замешательство, он, похоже было, даже поколебался: не захлопнуть ли дверь? Но — вошел, вслушался, включился, начал долбать Бурова со своих позиций: до сих пор нет способа точного измерения размеров и дистанций в НПВ — визуальные методы — врут, метром не всюду приложишься. Приходится завышать запас прочности, а это лишний расход материалов, лишняя работа, грузопоток…

Словом, взбутетененный, воспитанный, осунувшийся за эти четверть часа. Буров на полусогнутых проводил главного инженера и главного архитектора по коридору, обещая немедленно переориентироваться на быстрейшее, всестороннейшее, прецезионнейшее конструирование нужных приборов.

— Вот и чудно, — мирно сказал ему на прощанье Корнев, — а после смены загляните в канцелярию, распишитесь там в приказе — напротив пункта, в котором вам будет объявлен выговор.

— Алекса-а-андр Иванович! — огорченно взревел начлаб, развел руками. — Ну, вы, ей-богу…

— Ничего, Витя, увольняют после третьего выговора, а у вас это только первый. Так что все еще впереди.

Буров удалился. Настала очередь Зискинда.

— Юрий Акимович, — произнес Корнев голосом почти таким же грудным и глубоким, как у Бурова, — если я ошибаюсь, поправьте меня, но мне кажется, что вы не рады меня видеть. Более того, мне кажется, что вас устроило бы, если бы я не заметил тот изъянец в стене осевой башни размером восемь на десять метров и не напомнил вам о нем!

— Александр Иванович, не надо так шутить, — Зискинд приложил руку к сердцу. — Вы не представляете, как я переживал!.. Но кто ж знал, что вы заберетесь на крышу? Мы ведь с вами договаривались…

— Мы не нарушили договоренность… — Главный инженер бегло объяснил, что они устроили на крыше. — Но и это не все, Юра! Сколько у вас человек в АКБ?

— Вы же видите, Александр Иванович!

Они уже находились в архитектурно-конструкторском бюро, в зале двухэтажной высоты, стены которого были сплошь увешаны чертежами, рисунками, таблицами. Два ряда кульманов уходили в перспективу. Людей в зале было маловато: трое за чертежными досками и один в люльке у большого настенного рисунка.

— Вы мне не показывайте, я не о смене спрашиваю. Сколько у вас всегосотрудников?

— Сто двенадцать.

— Вот, пожалуйста! А на монтажных площадках я не встретил ни одного. А вы знаете, что отделочники на 54-м уровне в недоумении: где что настилать, как облицовывать? А что на 36-м вместо рифленых прутьев пустили в арматуру гладкие, тоже не знаете? Может, вы не знаете, что это ухудшит качество сцепления бетона с решеткой?… Это знаете? Так почему в такие вещи должен вникать главный инженер? От кульмана оторваться боитесь!..

И пошло, и пошло.

Зискинд отбивался подходящими к случаю репликами, соглашался, обещал — но в темных глазах его блестел какой-то упрек. Наконец он не выдержал:

— Ну и аспид же вы, Александр Иванович!

Это было сказано с такой горечью, что Корнев опешил:

— Здрасьте, это почему я аспид?!

— Ну а кто? Этой ночью мы с вами исполнили такое дело. Вместе замышляли, рассчитывали, организовывали. И было родство душ у нас, чувство локтя, как в бою. А теперь все забыто, и вы меня драите, как Витю. Александр Иванович на секунду сконфузился: да, верно, забыл. Забыл, потому что после того дела вложил всего себя в еще одно — не проще и нелегче.

— Ах, Юра, — он взял архитектора за локоть, — мы с вами провернем еще не одно сильное дело, не раз испытаем родство душ, боевое товарищество. А по площадкам наверху — прошвырнитесь!

Когда Корнев опустился в приемную, было семьдесят шесть с минутами.

Место Нины Николаевны, окончившей свой день, заняла другая секретарша — Нюсенька, девятнадцатилетняя девушка с кудряшками, нежным цветом лица и пышноватыми формами. При виде главного инженера серые глаза ее заблестели.

Корнев взял сводку за последние часы, папку с накопившимися бумагами, велел сразу предупредить о появлении Пеца и направился к себе.

— Хорошо, Александр Иванович, — сказала вслед ему Нюся: голос ее содержал гораздо больше интонаций, чем того требовала фраза.

Кабинет у главного инженера был точно такой, как и у директора, — вплоть до стопки постельного белья на диване у глухой стены. Здесь было чисто, прохладно, неуютно. Александр Иванович некоторое время стоял посредине, осматривался — отвык. Как-то само собой у них с Валерьяном Вениаминовичем распределилось, что тот больше ведал нижними уровнями башни, зоной и внешними делами, а он — верхом; верхними же уровнями из кабинета не поуправляешь.

Он сел в кресло, откинулся, потянулся. Вникать в бумаги не хотелось. Вид Нюсеньки почему-то напомнил тот разговор наверху о молодой жене бригадира Никонова с моралью о благотворном влиянии Шара на укрепление семьи. И Толюня так стремился домой, едва с крыши не сиганул… У кого укрепляет, а у кого и не очень. Он тоже не прочь провести сегодня вечер и ночь дома — но не выйдет. Не потому что дела, не раб он делам; просто у Зинки норма: если начала сердиться, то раньше, чем через три дня, не кончит. Он был дома вчера (неужто вчера?… как месяц назад). Она уже тогда дулась на него, дулась артистически выразительно и утонченно… Из-за чего бишь? Нет, вспомнить теперь невозможно. Объяснять ей в таком настроении, что у них разный счет времени и событий, было безнадежно. Дочка чувствовала отчужденность между родителями, капризничала, не хотела идти спать к себе, хотела с мамой. Он тоже рассчитывал спать с мамой. Но когда наконец остались одни, взаимопонимания не получилось. С Зинкой это всегда было сложно, слишком она была какой-то… нравственно-взыскательной, что ли: надо без фальши показывать, что любишь, что жить без нее не можешь. А он, в общем-то, мог. Да и очень уж вымотался за предыдущий бесконечный день, чтобы еще дома, в постели, играть роль. Так и проспали врозь.

«Еще пару дней показываться не стоит, только настроение испорчу. Пару нулевыхдней, ого!.. Да ну, проблема: вот возьму и с Нюсенькой закручу — не отрываясь, так сказать, от служения обществу. Нет, с ней не стоит, она целочка, для нее все будет слишком серьезно. Вообще сожительствовать с секретаршей пошло — занятие для неуверенных в себе бюрократов. Созвонюсь-ка я лучше с… Э, да что это я! — спохватился Корнев. — Нашел о чем думать в рабочее время. Вот оно, тлетворное влияние отдельных кабинетов!»

Александр Иванович придвинул бумаги. Сводка… ну, он знает больше, чем в ней написано; отложил. Аннотированная программа завтрашней конференции — просмотрел бегло, подсчитал число докладов и сообщений, прочел фамилии авторов; приезжие тоже будут излагать свои взгляды на НПВ… Давайте, ребята, давайте! Дальше пошли письма. Минхимпром предлагает исследовать на высоких уровнях НПВ старение полимерных материалов… сотни названий и марок, сулят большие деньги — заманчиво, дело нехлопотное и прибыльное. Минсельхоз пробивает организацию лаборатории ускоренной селекции растений не ниже чем на 50-м уровне… Деньги, правда, обещают скромные, всего шесть миллионов, но, пожалуй, надо согласиться: хлеб все кушаем. Запросы о возможности получения отчетов, о направлении на стажировку, о перспективах применения НПВ для нужд той или иной техники, такой и разэтакой промышленности; заявки, рацпредложения, проспекты.