Владимир Савченко - Время больших отрицаний

Зискинд все-таки грустил. Крайком комсомола — это был его дипломный проект. С отличием защитил. Настолько с отличием, что и выстроили с незначительными изменениями. С него он выдвинулся, был замечен, пошел в гору. И пожалуйста — наведывается к нему в таком качестве. Зарешеченный отсек для задержанных в «бобике» за спиной архитектора особенно давил на него.

Панкратов легко вел машину по пустым улицам, насвистывал. Обычно он напевал или высвистывал сложные мелодии классической музыки; но сейчас в уме вертелась бессмертная «Мурка» — отредактированная иронически: «Раз мы шли на дело: я и Юра Зискинд. Архитектор вытащил наган…»

— А как по фене «эксперт»? — поинтересовался вдруг тот; у него, похоже, тоже что-то такое вертелось в голове. — Наводчик, что ли? Стремщик? Скокер? Шнифер? Сталкер?

— Не знаю, — пожал плечами Миша, — я ведь тоже не профессионал. Кажется, наводчик. Да не переживайте вы так, Юрий Акимович. Ей-богу, даже со стороны видно! Вы в комсомоле состояли? Взносы платили?

— Конечно. Пятнадцать лет.

— И я состоял, платил. Так все это наше. Вы же знаете, что во главе банка стоят бывшие крайкомовцы — те самые, что вели к бескорыстному светлому будущему, где денег не будет. Да так вели, что шаг вправо, шаг влево считался побег. И привели: теперь денег у нас нет, у них есть. Как по-вашему, откуда они у них? Таких потрошить, выражаясь в прежних понятиях, дело чести, доблести и геройства. Вот мы и приехали.

Трехэтажное здание кремового цвета с портальным входом и гипсовым гербом СССР на фронтоне стояло на краю площади с фонтаном; торцевой стеной (как раз тою, за которой на 2-м этаже располагался сейф) оно было обращено к улице Христопродавцев (бывшей Коммунистической). Панкратов остановил машину метрах в ста от нее, опустил стекло.

— Отсюда определить сможете? Желательно с точностью до двух метров… Обидно будет, если выпотрошим не ту комнату. А?

Улица была слабо освещена.

— Далековато, темновато… ближе нельзя?

— Не стоит. Возьмите бинокль.

Зискинд приставил бинокль прямо к очкам, подкрутил резкость:

— Так… ага. Высота потолков там 3,2… плюс перекрытия 0,4… плюс фундаментный выступ. Значит, отсчитываем 4 метра от асфальта — это пол комнаты. Высота сейфа?

— Два метра с небольшим.

— …Итого по вертикали шесть.

— Теперь по горизонтали?

— Сейчас… от угла. Мужской туалет 4 метра. Кладовка уборщицы полтора… потом эта комната, ширина шесть с половиной. Он там где?

— Как раз посередине.

— Четыре плюс полтора плюс три с четвертью… плюс толщина стен. Девять с половиной. Итак, прицел: шесть по вертикали от асфальта, девять с половиной по горизонтали от угла дома.

— Класс, — с уважением сказал Миша. — Без чертежа все числа на зубок… сколько лет-то прошло?

— Одиннадцать от сдачи дома… в этом я профессионал, Миша.

— Класс, — повторил тот, беря с заднего сиденья Ловушку.

Это была его первенькая, самая неказистая и проверенная. Приклад из плохо обструганной доски, к ней жестяными, из консервной банки, скобами присобачена литровая колба термоса зевом вперед; с боков батарейки, электроды, провода, рукоятки. Все венчал «оптический прицел», тоже самодельный, из половинки бинокля.

Зискинд не раз видел Ловушки в действии; но сейчас с замиранием души наблюдал, как Панкратов уперся доской-прикладом в низ окна, поерзал на сиденьи, чтоб удобней, приложился, к прицелу. Левой рукой подправил доску, потом коснулся пальцем утопленной в доске кнопки…

…и на стене в ста метрах от них, в нужном месте бесшумно очертилась овально-ломаная (по кирпичным швам) черная быстро расширяющаяся трещина. Около трех метров в диаметре, привычно оценил архитектор. Овальный кусок стены и намертво пришпиленный к нему металлический куб повисли на долю секунды в воздухе, понеслись, быстро уменьшаясь, к ним и шмыгнули в зев колбы. На последнем десятке метров эти предметы будто малиново накалились.

— Вот и все, — сказал Панкратов.

…Но нет, это оказалось еще не все. Вышло осложнение: за сейфом к машине, в Ловушку потянулись белые провода сигнализации. Они отделились вместе с крепившими их гвоздиками от стен и 100-метровым хвостом волочились за исчезнувшим в Ловушке сейфом.

Зискинда почему-то наиболее потрясло безмолвие происходящего:

— Почему… почему она молчит?

— Кто — она? — Миша тоже пребывал в растерянности.

— Сигнализация.

— Сейф заперт, проводка не нарушена… Что ж, придется нарушить. Черт, не отработано это у нас! — Панкратов достал из кармана перочинный нож, раскрыл, чиркнул по проводам перед зевом «термоса». Тотчас в здании кликушески взвыли сирены, в окнах вспыхнул свет.

— Все, ходу! — Миша дал газ.

Через несколько секунд они были далеко.

Зискинд вытирал со лба холодный пот. Все-таки, что ни говорите, в нравственных заповедях есть нечто абсолютное.

День текущий 21.8872-й сентября ИЛИ

22 сентября 21 ч 17 мин

353-й день Шара

…Космичны были чувства

Космичной становилась психика

Михаил Аркадьевич уверенно вел машину через город; дорогу на станцию Катагань-товарная он знал, побывал там уже не один раз. И не с щепетильным Зискиндом, а с людьми, с которыми было полное взаимопонимание, без лишних слов. Буров, Толюн, Дусик Климов. Один раз даже взял с собой Алю. Но сегодня вечером он ехал на дело один,

Станция находилась на отшибе, и автомобильная дорога к ней вела скверная, с выбоинами. Панкратову на ухабах приходилось придерживать рукой чемоданчик-«дипломат» с тремя Ловушками К1000: все тот же «термос» (только теперь не на доске и с прицелом-визиром) и два «фотоаппарата», оба удлиненные увеличивающими насадками-«объективами». В них, в темных цилиндриках, был самый концентрат неоднородного пространства; а в корпусах «фотоаппаратов» только схемы управления.

Поставил машину неподалеку от выхода на пешеходный мост, взял чемоданчик, поднялся по бетонным ступенькам.

Пешеходный мост над двумя десятками путей был самым удобным местом. Под ним стояли составы, составы, составы. С вагонами, цистернами, платформами. А на платформах контейнеры, контейнеры, контейнеры — разных цветов и размеров, с надписями принадлежности, мест отправления и прибытия. Да и грузы навалом на платформах тоже были интересны.

На нужное наводили Альтер и Бугаев; нередко и сотрудники других — разоренных, упраздненных, прихватизованных по цене автомобиля — НИИ, СКБ, КБ, мощных специализированных предприятий.

…Это было время тотального разорения и уничтожения громадного научно-технического потенциала побежденной в «холодной войне» великой страны. Главное отсечь голову; а если она не одна, то и много голов, все — пусть потом обезглавленные безмозгло болтают о независимости, демократии и рынке.