Эдгар Пенгборн - Дэви

— Ну и пусть… Ты моганец, такие рыжие космы?

Они в Катскиле странно говорили. Я слышал их речь в трактире, хотя в последние два года, когда слухи о войне становились все упорнее, не слишком часто. Они гнусавили, растягивали слова и почти проглатывали окончания.

— У меня нет страны, — сказал я.

— Да?.. Ты не из наших, я знаю каждую чертову задницу в этом батальоне, включая меня самого.

— Я один. Рву когти от хозяина.

— Понятно.

Дождь хлынул внезапным и сильным потоком; дождевые капли забарабанили по моей спине. Мы моментально намокли. Я наклонился над ним; по меньшей мере, моя рубашка не даст ливню хлестать его по лицу.

— Сам однажды убегал… пытался, то есть.

Казалось, ему хотелось поговорить.

— Папаша поймал меня, когда я собирал рюкзак, и уж поверь, я так никуда и не ушел. Он не хотел, чтобы я перся и в армию тоже, говорил, что все это чушь собачья… Ты прикончил эту желтую псину очень ловко.

— Чертов пожиратель падали!

— Там, дома, мы называем их шакалами… Здорово управляешься с луком.

— Я много бывал в лесу.

— Твоя походка выдает это. — Его голос был едва слышен из-за грохота обрушившейся на нас воды. — Рвешь когти… Эта серая штука… твоя повязка… это означает крепостного? У нас в стране так.

— Да.

— Слушай, парень, не позволяй им сгноить себя. Я имею в виду, не давай помыкать собой. Тебе плюнут в глаз, и ты плюнь в ответ, понял? Прекрасная земля, здесь зерно должно хорошо расти. Наше снаряжение всю ночь пролежало в лесу… из-под палки нас гнали, чертовы ослы, вот как они все делают… одна компания вчера откололась… да и дьявол с ней. Хотел сказать, я заметил, какая здесь прорва дубов. Значит, хорошая земля для зерна… Прошлой ночью был сволочной туман, правда?

— Я спал на дереве.

— Надо же! А сейчас дождь, да?

Мы оба промокли до нитки, вода потоками стекала на него со складок моей рубахи и водопадом обрушивалась на его ноги. Но он уже не видел мира вокруг себя, его глаза потеряли даже меня, потом снова нашли.

— Да, капает, — сказал я. — Послушай, я хочу перетащить тебя поглубже в лес, где никто не сможет нас найти, понимаешь? Полежишь там, пока не выздоровеешь. И тогда пойдем дальше.

— Правда?

Я думаю, он видел все то, что пытался увидеть и я — путешествия, дружбу, новые места. Мы пойдем вместе; у нас будут женщины, развлечения, приключения. И прежде всего — путешествия…

Я сказал:

— Все будет в порядке.

— Обязательно. Обязательно будет.

Я так и не узнал его имени. Его лицо совершенно успокоилось, и мне пришлось позволить ему лечь обратно на землю.

Я помню дождь. Вскоре после того, как мой несостоявшийся друг умер, он превратился в дождичек, а потом на меня стали падать и вовсе лишь отдельные капли. Не было никакой надежды выкопать могилу в корнях деревьев и влажной глине. Впрочем, мне никогда не нравилась идея закапывать мертвых, разве что можно делать это так, как поступают в Пенне, помечая место лишь виноградной лозой, собирая с нее урожай в следующие годы и не имея при этом в виду никакого посягательства или неуважения. Если так сделать нельзя, возможно, сожжение — лучше всего. Хотя, имеет ли это значение?.. Ведь весь мир — кладбище, ложе дающих потомство и колыбель.

Я скользнул в лес, уверенный, что теперь ни люди, ни собаки не будут преследовать меня, однако по-прежнему старался передвигаться как можно тише. Направление было прежнее — на северо-восток. Так я прошагал более часа, когда справа от меня, там, где я и ожидал, послышался топот копыт, похожий на негромкое пощелкивание, которое может производить ребенок, стучащий палкой по штакетнику. Возможно, по дороге проскакал гонец с донесением, направляющийся в Скоар. После этого до меня доносился лишь затихающий шепот дождя.

Я проголодался. Хотелось разжечь костер, чтобы зажарить свою птицу — сырая курятина удручает. Утро уже перешло в день, когда я, наконец, обнаружил подходящее местечко. Дуб пригнуло ветром к склону холма еще много лет назад, его корни наискось торчали из земли, тем самым образовывая некое подобие крыши. Я раскопал поверхность лесного ковра под соседним деревом и обнаружил там легковоспламеняющийся материал. Теперь можно было разжечь огонь в яме под навесом из вывернутых корней.

Вскоре я грелся у костра, а моя курица поджаривалась на зеленом прутике-вертеле. Я повесил свою рубаху и набедренную повязку на дубовый корень рядом с костром и остался нагишом, подставив свою спину безобидным дождевым струям. Некоторое время я вообще не мог ни о чем думать — разве только следил за своей курицей. Дождь убаюкивает нашу настороженность, точно друг, шепчущий и объясняющий слишком многое.

Люди подошли тихо. Я заметил их лишь за миг до того, как тощий сказал:

— Не вытаскивай свой нож, Джексон. Мы не причиним тебе вреда.

Его голос был твердым, но усталым, как и его длинное лицо под окровавленной темно-зеленой повязкой.

— Не пугайся, — сказал второй, круглолицый великан. — Благословенный Авраам велел нам не делать никакого вреда как людям, так и…

— Попридержи язык, пока я разговариваю с мальчишкой, — сказал тощий. Джексон, дело в том, что мы хотели бы кусочек этой птицы, потому как ужасно голодны, вот и все.

Он был седой и спокойный, примерно пятидесяти лет от роду. Повязка на голове придавала впадинам под его голубыми глазами зеленоватый оттенок. Длинные морщины тянулись от носа и рта. У темно-зеленой рубахи не хватало большого куска, должно быть, он оторвал его на повязку; охотничий нож на поясе, очень похожий на мой, казалось, был его единственным оружием. Его ремень был широким, точно кушак, с кармашками, удобными для хранения мелких вещей, а тощие ноги, торчащие из-под потертой зеленой набедренной повязки, были темными и неровными, точно седельная кожа.

На втором тоже были лохмотья от формы катскильской армии плюс что-то вроде ремня и сандалии с подвязанными подошвами. У него был меч в бронзовых ножнах, совершенно бесполезная вещь в лесу. На ремнях у обоих висели длинные и довольно плоские фляги, сделанные из бронзы, в которые могло поместиться около кварты.

Я задал вопрос глупее некуда:

— Вы откуда?

Тощий по-доброму улыбнулся мне, сдержанно и дружелюбно.

— С юга, Джексон. Ты поделишься мясом с человеком, который еще вчера получил дырку в голове, и со старым великаном, который вполне годится на то, чтобы пугать детей, но больше не желает воевать?

— Ладно, — сказал я. Они не принуждали меня; я почти хотел поделиться с ними. — Вчера? Разве вы не из той битвы на дороге в Скоар?

— Нет. А когда она была?

— Пару-тройку часов назад закончилась. Я сидел на дереве.

— Не мог найти местечка получше, когда идет чертова война?