Эдгар Пенгборн - На запад от солнца

— Он был преподавателем, а?

— Некоторое время, пока он не поселился в Нью-Хемпшире. Ему не позволили преподавать историю девятнадцатого и двадцатого веков так, как он ее видел. Он видел ее в терминах этического конфликта: человек против государства, самостоятельность против разнообразных жутких социализмов, восторженный альтруизм против «моя хата с краю». И он считал абсолютно неважным, когда была построена первая амфибия с атомным двигателем, в 1952 году, или в 1953. Доку мой отец тоже понравился бы. Он понимал, что кроется за строками законов. И учил своих студентов исследовать не только теории, но и текущие мрачные следствия доктрины «цель оправдывает средства»: Александр, Август, Наполеон, Ленин, Гитлер. Его подход расценили как «сознательное занижение значения технического прогресса». Он не занижал значения технического прогресса, он просто понимал, что есть вещи куда важнее. И не хотел, чтобы из техники сотворили нового идола. Так и получилось, что на мое обучение в колледже отец зарабатывал разведением пони и домашней птицы. Неплохое занятие — во всяком случае, он так говорил… Сирс, как по-твоему, Пэкриаа вернется?

— Думаю, да… О, Крис! Хороший вечер для месяца черина.

Бледное лицо Райта словно светилось во мраке. Суровый, усталый, высокий, он устремил взгляд в сторону озера и произнес, говоря как будто сам с собой:

— Месяц черин… Месяц, который мы назвали в свою честь… я думаю, это простительная суетность. Последний месяц Первого года… Пол, я выбрал тебя исключительно из эгоистических побуждений. Я взвалил на тебя бремя, которое никому не под силу нести.

— Мы все несем его.

— Спасибо, сынок.

Райт отошел от них и остановился в одиночестве на берегу озера, вслушиваясь в глухой гул барабанов. Пол услышал, как он настойчиво шепчет с болью в голосе:

— Каждый ценен… Все до единого…

— Смотрите! — воскликнул вдруг Сирс.

На кромке леса появились пять огромных белых фигур.

— Они раньше никогда так не делали. Сюзи! В чем дело? Ну же, девочка, иди сюда и расскажи старику…

Пол пошел следом за ним.

— Это, наверное, барабаны. Как ты думаешь?

Пятеро животных жалобно ворчали, но перестали жаловаться, когда Сирс принялся похлопывать их по ногам, успокаивать и уговаривать.

— Видишь ли, Пол, их основная территория лежит к северу отсюда… Ну-ну, Мистер Смит, старый негодник, успокойся… Так почему они не ушли подальше от звука? Не волнуйся, Милли, Мисс Понсонби…

— Дикие бы ушли. А эти пришли к тебе.

— Ох… Если отряд Лэнтис — тот, что на северо-востоке…

— Вряд ли, приятель. У Пэкриаа повсюду шпионы. Она бы нас предупредила. Элис стоит в дозоре в полумиле к северу от нас. Даже если бы он их не услышал, то почуял бы их запах. Но все-таки я пойду поговорю с ним.

В глубине леса барабаны звучали немного глуше. Но все равно они мучительно отзывались в самых дальних тайниках мозга. Пол решил поберечь земной радиевый фонарик и доверился своему чувству направления. Он научился двигаться в джунглях настолько бесшумно, насколько это вообще возможно для черина. Бесшумнее Спирмена; достаточно бесшумно, чтобы подкрасться к азонису на расстояние броска копья. В лесу не было особой опасности — разве что со стороны ускарана. Пол только один раз видел этого зверя живьем, и то краем глаза — однажды в послеполуденный час полосатая кошка скользнула среди полос света и тени. Шкура ускарана, которая служила ковром в их с Дороти комнате, вполне могла принадлежать земному тигру. Черные рептилии предпочитали жаркое солнце и мелкую воду, никогда не забираясь на сухие места — тем более ночью. Шум и писк стаи кэксма, как говорили пигмеи, слышно издалека — кроме как в сезон дождей, когда все звуки заглушает шорох и шелест льющейся с неба воды. Как бы ни бесшумно двигался Пол, черношкурый Элис услышал его раньше, чем Пол сообразил, что добрался до места.

— Пол, это ты?

Лесные гиганты видели в темноте лучше черинов, но хуже кошки. Они охотились по ночам только при яркой луне.

— Да. Все спокойно?

— Спокойнее, чем у меня на душе.

Пол по-прежнему не видел гиганта.

— Я берегу фонарик. Ты где?

Элис хихикнул и, протянув невидимую руку, коснулся Пола.

— Олифанты вышли на луг. Мы задумались над тем, что их встревожило.

— Барабаны. На северо-востоке пока ничего. Но из верхних деревень движется много пигмеев. Я услышал их и почуял запах красных цветов.

Пэкриаа сказала, что люди Лэнтис никогда не украшают себя этими цветами. А в отношении слуха и нюха на Элиса можно было положиться.

— Мне показалось, что олифанты пришли к Сирсу. Может такое быть, Элис?

— Алойна… — пробормотал Элис старое название животных. Оно дословно значило «белое облако». — Есть две вещи, которых не знает никто: пути красной и белой лун, когда мы их не видим, и мысли алойна. Так мы говорили прежде. Вы помогли нам сделать первый шаг к познанию того и другого. И дали знания об иных, более важных вещах.

Элис никогда не уставал расспрашивать Райта. Он стремился — даже больше, чем Миджок, — продвинуть вперед тревожащую границу между ведомым и неведомым, найти новые проблемы и новые задачи.

— Значит, всегда остается что-то неизвестное?

— Всегда, Элис. — Пола чувствовал тепло его руки. — Что такое смелость?

Гигант дышал абсолютно неслышно.

— Покинуть родную планету и отправиться в путь в крохотной скорлупке — для этого нужна была смелость.

— Быть может, мы лишь отвечали призыву неведомых сил. Но смелость, по-моему, принадлежит к известным вещам. Это достижение плоти и крови, Элис — слышать барабаны в темноте и оставаться на посту, как поступаешь ты. Как, надеюсь, поступлю и я. Сейчас мне надо вернуться. Скоро Лиссон придет тебя сменить…

Пэкриаа вернулась. И с ней пришли еще пять вождей. Райт зажег глиняный светильник. Светильник был наполнен жиром, вытопленным из туш болотных рептилий — таких же точно, как черный ящер, который чуть не прикончил Миджока. Миджоку страшно нравилась идея, что ползучий ужас болот может одновременно быть источником света. Людей научили получать использовать этот жир пигмеи. Они чуть ли не каждый месяц отправлялись на болота и истребляли рептилий десятками — исключительно ради жира.

Пэкриаа вела себя чуть ли не кротко. Ее улыбка в адрес Пола вполне могла быть черинской улыбкой; у нее дрожали руки, и один раз она даже не выдержала и заткнула уши. Пол подумал, что барабанный бой может действовать на пигмеев гораздо сильнее, чем на людей. Английский язык Пэкриаа был трогательно правилен:

— Я не сказала ясно, что буду подчиняться вашим приказам. Я была разгневана, за что прошу меня извинить. Это все в прошлом. Мои сестры тоже согласились.