Филип Фармер - Они сверкали, как алмазы

Когда глаза Джека привыкли к яркому свету, он смог рассмотреть ровную площадку между забором и кораблем шириной примерно в полмили. Ракета теперь стояла в тишине, поблескивая в освещаемых клубах дыма. Сбоку открылась дверь, и оттуда начали шеренгой выходить люди. Через равнину прогромыхал грузовик и остановился рядом с гигантской железной конструкцией. Из кабины вышел очень высокий человек, остановился рядом с бортом машины, и оттуда, как показалось Джеку, стал приветствовать вновь прибывших или давать им какие-то указания. Что бы там ни происходило, все это длилось так долго, что Джек потерял всякий интерес к непонятным действиям незнакомцев.

В последнее время он даже на минуту не мог подумать о чем-то отвлеченном, постоянно вспоминая событие из детства. Он побродил вокруг, бросая украдкой взгляды на лица товарищей по несчастью и вяло отмечая, что униформа и бритые головы немного улучшили их внешний вид. Но ничто не могло умерить возбуждение в глазах этих людей.

Раздался пронзительный свист. Джек подпрыгнул от неожиданности. Бешено забилось сердце. Он почувствовал, что близок конец поисков. Он встретит кого-то за углом. Через минуту столкнется лицом к лицу с этим человеком, и тогда...

Джек прошел еще немного вдоль забора и ослабел от волны разочарования, в очередной раз поняв, что за углом никого нет. Это всегда случалось именно так. Кроме того, в этом лагере не было углов. Он дошел до стены в конце аллеи. Ну зачем только он стал рассматривать это проклятое место!

Сержанты построили узников в колонны по четыре человека, чтобы увести их в бараки. Джек предположил, что наступило время ложиться спать. Без всякого возмущения он покорился лающим командам и резким толчкам. Им предстоял долгий путь. Десять тысяч раз Джек успел подумать, что все это не должно было случиться с ним.

Если бы только он был достаточно сильным человеком, чтобы бороться с самим собой, как боролся Иаков с ангелом, если бы не позволял себе сдаться до полного разрешения проблемы -- то мог бы, как и отец, преподавать философию в небольшом колледже. Джек окончил школу, а потом, вместо того, чтобы идти в колледж, как того хотел отец, решил годик поработать, накопить немного денег и посмотреть мир.

Так он и сделал. Но когда деньги кончились, Джек не вернулся домой. Он поплыл по течению жизни, работая там и сям, спал в ночлежках, притонах, на скамейках в парке и в чужих машинах.

А когда только что созданное Бюро охраны здоровья и психики, пытаясь решить проблему транси, запретило увольнения, Джек отказался работать. Он знал, что как только уйдет с работы, будет немедленно арестован. Как сотни тысяч других молодых людей, он нищенствовал, подворовывал и прятался от местной полиции и агентов БОЗИПа.

Все эти годы, проведенные в невзгодах и скитаниях, он ни разу не позволил себе вникнуть в настоящую сущность искомого им, окутанного таинственной туманной пеленой Грааля. Джек знал, что это такое и не знал одновременно. Это знание всегда находилось где-то на краю его сознания, вращаясь на периферии, легко узнаваемое даже по смутным очертаниям, но безымянное. В любое время Джек мог бы вызвать его поближе и сказать:

--Да, ты и есть _это_. Я знаю тебя, и знаю, чего ищу. _Это_...? Что же _это_? Бесполезность? Глупость? Безумие? Мечта?

Но Джеку никогда не хватало смелости приблизиться к разгадке. Когда то, что он так жаждал найти, становилось ближе, он убегал сломя голову. Предмет его поисков должен был оставаться где-то на горизонте, вновь удаляться, всегда находясь в движении,-- так, чтобы Джек не мог ухватить его.

--Парни, шагом марш!

Джек не сдвинулся с места. Грузовик, отъехавший от ракеты, прогромыхал сквозь ворота и остановился около толпы транси. Около пятидесяти мужчин выбрались из машины.

Шедший за Джеком парень внезапно налетел на него. Джек даже не обратил внимание на это и не пошевелися. Он украдкой наблюдал за группой людей, которые вышли из ракеты. Все они, очень высокие, широкоплечие, были одеты в легкие серо-зеленые пляжные костюмы и коричневые панамы. В длинной тонкой руке каждый из них нес черный кожаный портфель. А переносицу каждого длинного носа украшали очки с розовыми стеклами.

Хриплый крик раздался из толпы транси. Некоторые из парней, шедших рядом с Джеком, упали на колени, как будто какой-то яд парализовал их ноги. Они кричали и протягивали к странным людям руки. Мальчик рядом с Джеком распластался на земле лицом вниз, снова и снова произнося:

--Мистер Пелопеус, мистер Пелопеус!

Джек никогда раньше не слышал этого имени. Он с отвращением смотрел, как парнишка повернулся на бок, опустил голову, прижал к груди судорожно сжатые кулаки и подтянул согнутые колени к животу. Много раз Джек видел подобную картину в притонах транси, но так и не смог преодолеть тошноту, которую вызывала в нем эта сцена.

Он отвернулся и чуть не столкнулся с одним из прилетевших на ракете. Человек опустил портфель, прислонил его к ноге, достал из нагрудного кармана белый носовой платок и стал протирать розовые стекла очков. Веки его были плотно сжаты, как будто он не переносил света.

Джек пристально смотрел на незнакомца, пока имя, которое произносил стоящий сзади парень, не проникло ему в сознание. Внезапно, словно рев мощной лавины наводнения, которая с грохотом вливается в изгиб сухого ущелья, слова ошарашили Джека. Он ринулся вперед и ухватился за очки в руках человека. Одновременно Джек еще и еще раз выкрикивал слова, наконец-то заполнившие пробелы его памяти:

--Мистер Эвменес! Мистер Эвменес!

Сержант выругался и ударил Джека кулаком в лицо. Тот упал навзничь. И хотя ощущение было такое, будто челюсть вывихнута, Джек перекатился на бок, встал на четвереньки и попытался подняться на ноги.

--Не рыпайся! -- проревел сержант.-- И становись в строй, а то еще раз получишь по морде!

Джек потряс головой, чтобы в ней хоть немного прояснилось. Припав к земле, он протянул руки к мужчине, но тот даже не шелохнулся. Джек снова и снова вполголоса нараспев повторял:

--Мистер Эвменес! Очки! Пожалуйста, мистер Эвменес, дайте мне очки!

Сорок девять мужчин, похожие на мистера Эвменеса, как родные братья, вопросительно посмотрели сквозь непроницаемые розовые очки. Пятидесятый положил носовой платок в карман. Кривая улыбка обнажила блестящие вставные зубы. Свободной рукой он снял шляпу, помахал ею толпе и поклонился.

Голову мистера Эуменеса покрывал белый пушок, сквозь который просвечивала розовая лысина. Жесты его были комичны и ужасны одновременно. Взмах шляпой и манерный поклон сказали больше, чем слова. _"Прощайте навсегда и счастливого пути"_,-- вот как можно было это понять.

Затем мистер Эвменес распрямился и разлепил веки.