Михаил Емцев - Ярмарка теней (сборник)

— Вы хорошо знали академика? — спросил он Сомова, открывая дьюар.

— Конечно, десять лет вместе работали. Первое время я у самого работал, а потом меня перевели в группу Недельского.

— Что это?

Сосуд доверху был заполнен серебристым порошком.

— Алюминиевая краска? Зачем же ее прятать в сейф? Разве это дефицит?

Сомов с недоумением посмотрел на порошок. Второв один за другим открывал дьюары. Все они были заполнены одним и тем же веществом, удивительно напоминающим алюминиевую пыль. По внешнему виду это был тот же порошок, который покоился на дне маленькой колбочки.

— Не знаю, — протянул Сомов, — здесь командовала Риточка, и сюда никого не допускали.

— Ладно, — бросил Второй, — сейчас разберемся в записях, тогда, может, станет ясно, что это такое. А вы с Ритой Самойловной работали?

— А как же! Она же первый помощник у Кузовкина была, так что я несколько лет у нее под началом ходил. Очень хорошая женщина. Здорово мы с ней работали. Обижаться не приходилось. И работала хорошо, и отдыхать умела — повеселиться, посмеяться. Славный человек! — твердо заключил Сомов.

— Что-то я не заметил в ней особого веселья, — сказал Второв, извлекая папки из сейфа и укладывая их на столе. — Даже наоборот. Она показалась мне вчера грустной и чем-то расстроенной.

— Эх, ну что же вы хотите… Это все после смерти Аполлоши. Простите, мы так покойника меж собой называли, очень уж имя-отчество у него закрученное. После смерти старика она совсем другим человеком стала. Сильно на нее его гибель подействовала. Куда там!

— Почему?

— Да как вам сказать… — Сомов замялся. — Они же ведь родные были.

— Как так — родные?

— Любовь между ними была. Очень уж она его любила. Да и он тоже… Его смерть на нее подействовала. А потом, как хотите, своими глазами видеть, как человек погиб, — это хоть кого с ума стронет.

— И она тронулась?

— Не то чтоб совсем… Но появилось у ней такое, что раньше за ней не замечали. Молчаливая — это само собой, а все же нельзя здравый смысл совсем терять. Всем о смерти старика рассказывала. Поговаривать стали, что сидит по ночам она здесь, в институте, то плачет, то смеется. Недельский слышал…

— Спасибо вам, Сергей Федорович, за интересную беседу и помощь, прервал его Второв. — Вы идите, а я здесь поработаю немного.

Когда механик ушел, Второв погрузился в чтение документов. Результатом лихорадочного перелистывания книг явился телефонный звонок директору.

— Филипп, ты можешь меня принять? Чем быстрее, тем лучше.

— Через полчаса, дорогой. А что, очень серьезно?

— Не знаю, очень ли. Но есть о чем поговорить.

— Хорошо, Саша, приходи.

"Ага! «Саша», «дорогой»… Подействовал отпор. Командуют только теми, кто ожидает команды".

Второв собрал свои записи, спрятал лабораторные журналы в сейф и вызвал Сомова. В его присутствии он насыпал из дьюара в колбочку серебристой пыли, закрыл ее пробкой и сказал:

— Поезжайте в Москву, в мой институт. Найдите там моего аспиранта Фролова и передайте ему вот это и записку.

Сомов с опаской взял колбочку.

— А оно… не радиоактивное?

Второв улыбнулся и указал на карандаш в карманчике пиджака:

— Это индикатор. Как видите, он безмолвствует. Значит, действуйте смело.

— Будет сделано.

— …Многоуважаемый Филипп Васильевич, — торжественно говорил Второв, расхаживая по кабинету директора, — я потратил четыре рабочих часа из шести на изучение материалов Кузовкина и, кажется, кое-что понял. Здесь у меня все записано, но лучше я тебе изложу устно… Конечно, многое остается загадочным, но все же положение яснее, чем это было вчера или даже сегодня утром. Диковинные штуки происходят у тебя в институте товарищ директор, скажем прямо…

— Вера Ивановна, никого не пускать! Телефон только междугородный. Филипп уселся поплотнее в своем кресле. — Давай выкладывай, Шерлок Холмс, свои соображения и идеи.

— Десять месяцев назад твой институт получил ампулу с веществом, обозначенным буквой "А'". Что это за вещество? Из справки, приложенной комитетом, следует, что указанное вещество было извлечено из контейнера одной нашей межпланетной станции, которая была отправлена в космос несколько лет назад. На борту этой станции находился набор биологических объектов. Там были мыши, земноводные, насекомые, микробы, вирусы и различные биологически активные вещества: белки, аминокислоты, ферменты, нуклеиновые кислоты, — одним словом, известный ряд живой материи и жизненно важных веществ. Во время старта ракетоноситель на последней ступени превысил вторую космическую скорость, и межпланетная станция, вместо того чтобы описать эллипс и возвратиться на Землю, ушла к Солнцу. Где она болталась эти годы, знать нам не дано. Только в прошлом году ее совершенно случайно засекли вблизи Луны. Лягушка-путешественница была изрядно потрепана; очевидно, в космических далях ее не раз бомбардировали метеоритные дожди.

— Я что-то не очень понимаю…

— Ты хочешь ясности? Наберись терпения и слушай… Итак, на этой станции целой и невредимой оказалась только эта ампула, о которой шла речь. Поскольку содержимое ее имеет некоторое отношение к биологии, ее направили Кузовкину на исследование. Академик заинтересовался объектом исследования. Вещества было мало, и он начал с физических методов исследования. Рентген, спектральный анализ, инфракрасная спектроскопия показали, что в руках у Кузовкина находятся молекулы дезоксирибонуклеиновой кислоты. Кузовкин, не будь дурак, запросил материалы по этой межпланетной станции, и ему сообщили все константы нуклеиновых кислот, которые были сняты перед их отправкой в космос. Собственно, на этом можно было бы закончить: структура и свойства вещества «А» и "А'" были известны. ДНК вилочковой железы человека и обезьяны — вот и все. Но Кузовкин захотел проверить химические и биологические свойства препарата, и… Я сейчас процитирую тебе одно место… Вот что он пишет в лабораторном журнале незадолго до своей смерти: "Опыт 475 поставлен для обнаружения химической или биохимической активности препарата. Все наши усилия пока остаются бесплодными…"

О результатах опыта 475 больше нигде ни слова. Мне кажется, что смерть Риты связана с этим исследованием… Да, вот еще что, — продолжал Второв, — там же, в сейфе, я обнаружил серебристый порошок. Сначала я подумал, что это алюминиевая краска. Знаешь, такая блестящая, ею красят металлические поверхности. Потом я понял, что это вовсе не краска.

— ДНК?

— Что ты! У Кузовкина вначале было всего лишь пять граммов вещества. Под конец осталось что-то около грамма. В своих записях он и Манич все время пишут, что для такого-то анализа не хватает материала. А этого порошка там килограммов сорок. Нет, это не ДНК. Скорее всего, серебристый порошок является каким-то реагентом, с которым они экспериментировали последнее время. Я на всякий случай отправил его в свой институт на полный физико-химический анализ.