Михаил Емцев - Ярмарка теней (сборник)

Таволски кивнул.

— Хорошо. Продолжайте. А как спинной мозг?

— Пункцию, как вы знаете, сделали позавчера… Картина довольно неопределенная. Вероятно, и здесь требуется известное время…

— Да, да, конечно. Как только количество белых телец станет падать, начинайте обменное переливание. Введите в кровь двадцать миллиграммов тиаминхлорида и пятьсот тысяч единиц кипарина. И нужно принять все меры против возможной инфекции.

— Как вы смотрите на пересадку костного мозга?

— Пока повремените. Нужно выявить очаги поражения… Мы ведь все еще не знаем даже приблизительного количества рентгенных эквивалентов. По-видимому, желудочно-кишечная стадия болезни вступает в острую фазу. Надо быть начеку. Интересно все же, затронут ли у него живот…

— Коуэн приедет послезавтра.

— Да, да, превосходно… Все же постарайтесь в первую очередь установить, затронут ли живот. И вообще следите за его желудком.

Таволски пожал плечами.

— Скоро десять. Пора на обход, — сказал он, направляясь к умывальнику.

3 августа 19** года. Утро, Температура 37,2. Пульс 76.

Кровяное давление 130/80

— Доброе утро, Аллан. Как провели ночь?

— Спасибо. Долго не мог заснуть. Всякие мысли… А спал хорошо.

— Вам нужно побольше спать. Снотворное на ночь, — сказал Таволски, обернувшись к сестре. — Я принес вам обещанную фантастику. Сборник коротких рассказов. А сейчас давайте осмотрим вас.

Сестра осторожно приподняла пододеяльник. Бартон чуть поежился и отвернулся к окну.

Таволски внимательно оглядел его живот, осторожно касаясь кожи холодными длинными пальцами. Они были желтыми от никотина, так как доктор курил сигареты без фильтра и докуривал их почти до конца. Он долго присматривался к бледно-розовому пятну там, где кончается линия загара. Потом обвел это пятно ногтем и спросил:

— Здесь болит?

— Нет, — ответил Бартон. Ему стало чуть холодно. Кожа покрылась крохотными пупырышками. Он старался не глядеть на сестру.

Таволски коснулся пятна каким-то блестящим инструментом. Прикосновение холодного металла вызвало легкую дрожь.

— Так. Все в полном порядке. Я доволен вами, Аллан. Читайте вашу фантастику. Я ее терпеть не могу. Мы скоро увидимся опять.

Сестра закрыла Бартона. Но он еще долго не мог согреться и прогнать внутреннюю дрожь…

Он взял книгу.

"— А-а! Добро пожаловать, добро пожаловать! — сказал Дэвис, завидев Питера Бэйкера, и что-то шепнул бритому. — Чем могу служить властелину моей драгоценной сестрицы? — Он поднялся со старенького, полинявшего от непогоды шезлонга и пожал пухлую, влажную ладонь Питера.

— Эллен просила у тебя порошок, ты же сам обещал, — торопливо произнес Бэйкер, точно боялся встретить отказ.

Шурин всплеснул руками.

— Вот, — сказал он, обращаясь к бритому, — типичный представитель микрокосма. Он вторгается в макросистему и требует свое. Ему наплевать на великое, свершающееся на его глазах.

Бритый смущенно улыбнулся, закашлялся и еле заметно кивнул.

Питер почувствовал тоску. Микрокосм, система… Он хотел сказать, что ему вовсе не наплевать на великое. Но он не понимал, о каком великом шла речь, и, может, на такое великое и стоило плюнуть.

— Не сердись, родственничек, я шучу, — сказал Дэвис, — но тебе придется подождать. Естественно, это немного оттягивает час гибели ваших клопов, но, в конце-концов, в этом мире кто-нибудь всегда остается в проигрыше.

Питер кивнул головой и присел на складной стульчик. Он втянул свежий воздух и, сладко щурясь, посмотрел на небо. Оно было бездонным и удивительным. Мелкие нежные облачка догоняли друг дружку, старательно обходя стороной сверкающий солнечный глаз.

— …солнца, — донесся до Питера прыгающий голос шурина. — Таким образом, это, пожалуй, самая идеальная модель процесса, которая была сделана человеком. — Дэвис ткнул пальцем в ночник, стоявший на колченогом дачном столике. — Самое интересное, что совершенная… Вы понимаете, что я обозначаю этим словом?.. Так вот, совершенная модель обладает свойством жесткой связи с моделируемой системой. Поняли?

Бритый поднял брови и меланхолично сказал:

— Вот это-то меня и потрясает.

— И тем не менее это так, — твердо сказал Дэвис. Он, улыбаясь, посмотрел на собеседника. — Здесь заключено солнце, самое настоящее светило, работающее поденщиком у Авроры. Естественно, уменьшенное в некоторое число раз… А все остальное — норма, включая и температуру.

Дэвис ласково пощелкал по полупрозрачному цилиндру.

— И самое главное — жесткая связь с исходным объемом, — повторил он.

— Да-а, — протянул бритоголовый статист.

Они помолчали.

— Ну хорошо, — спохватился шурин. — Вернемся в микромир. Я пойду поищу порошок. Если хотите меня сопровождать… я еще кое-что расскажу…"

Бартон заложил книжку пальцем и закрыл глаза. Он медленно вдохнул и еще медленнее выдохнул — на три счета. И так несколько раз. Потом запел, не разжимая губ. Так он боролся с тошнотой. Когда стало немного легче, опять принялся за чтение.

"Шурин и бритый ушли. Питер остался один. Он поправил шляпу и с интересом посмотрел на сосуд, стоявший на столе. Кусок трубы из неизвестного пластика, снизу и сверху венчанный темными крышками со множеством разноцветных лакированных проводков. В его матовой глубине Питер разглядел искорку величиной с булавочную головку.

"Это и есть модель солнца?" — подумал он, подсаживаясь ближе.

Он несколько минут разглядывал невзрачное сияние, исходившее от искры, и думал: "Хорошенькое солнце, нечего сказать! Ну и нахал этот Дэвис!"

Внезапно ему что-то почудилось. Какое-то чуть уловимое движение внутри цилиндра, словно искра вспыхнула ярче. Питер внимательно присмотрелся, и ему показалось, что искорка начала пухнуть и увеличиваться. Сначала как дробь, потом — горошина, дальше — цент… Она росла, как выдуваемый пузырь.

Перепуганный Питер Бэйкер схватил свою шляпу и накрыл цилиндр.

Сначала он даже не понял, что произошло. Потом содрогнулся. На землю хлынула тьма. Тяжелый чернильно-густой мрак залил парк. На темном небе проступили яркие звезды. Дом, трава, деревья, порхающие бабочки — все растворилось в волнах внезапно наступившей ночи.

Питер оцепенел от ужаса. Он сидел затаив дыхание и не мог пошевелиться.

Какой-то частичкой сознания, не поддавшейся смятению, он старательно и холодно фиксировал особенности разразившейся катастрофы. Его поразило, что наступившая ночь была по-особенному непроглядной. То черное, вязкое, что угадывалось, а не виделось вокруг него, имело странный зеленый оттенок. В воздухе разливался таинственный зеленоватый свет, как будто в аквариуме зажгли слабую лампочку…

— О идиот, о идиот! — Питер услышал голос шурина и шум его торопливых шагов.