Михаил Емцев - Падение сверхновой (сборник)

Кто-то из матросов подзадоривает рассказчика:

— Да, врешь ты все, Кубарик! Выловили дохлого кашалота, и пока прибуксировали на корабль, целую историю сочинили.

— Ясно, врешь! — смеются остальные, хотя знают, что Кубарик рассказывает все как было на самом деле.

Кубарик не обижается. Он призывает в свидетели Васю и еще двоих матросов, даже приглашает сесть в шлюпку и поплыть к кабелю:

— Вы только гляньте, як вин кабель покусав, проклятый. Вся ж изоляция попорчена. Кашалот — вин не кит, у него зубы будь здоров.

Внезапно матросы расступаются и пропускают высокого человека в зюйдвестке. Это капитан, Мартин Августович Лиепень.

— А ведь Никуля прав, — говорит он, посасывая пустую трубку. — Кашалоты часто запутываются в кабелях. Еще в молодости я читал книжку одного американского геолога. Там он приводит десятки подобных случаев. Причем интересно, что почти все животные запутывались именно так, как нам сейчас рассказал Никуля: нижней челюстью. И всегда кабель сильно бывает запутан и несет следы зубов. Только однажды кит сумел совсем разорвать кабель…

— А зачем они это делают, Мартин Августович? — раздался чей-то голос.

Капитан рассмеялся:

— А кто их знает. Ученые считают, что животные сами нападают на кабель. Пытаются его порвать, утянуть куда-нибудь и неизбежно запутываются. Бедный кашалот и бьется, и рвется, а освободиться не может. Так и умирает от удушья, не имея возможности всплыть на поверхность.

— Наверное, кашалот принимает кабель за гигантского кальмара! неожиданно для себя выпалил Гоша.

— Почему ты так думаешь? — повернулся к нему капитан.

Гоша покраснел, смутился, но все-таки выдавил из себя:

— Я вот в книжке читал, что бывают гигантские кальмары. Метров в тридцать, а может, и сверх того. А кашалоты, они всегда кальмарами питаются. Мне еще дед, китобой, рассказывал, что в желудках кашалотов полным-полно кальмарьих клювов непереваренных.

Все с любопытством глядели на Гошку.

Капитан улыбнулся и точно про себя тихо сказал:

— Да, это правда. Мелких головоногих кашалот жрет. А вот с гигантскими кальмарами… Тут, кто его знает… Неизвестно, кто из них жертва, а кто охотник.

Может быть, и прошел бы этот случай бесследно для Гошки, не заговори он тогда о кальмарах.

Назавтра Гошку вызвал к себе капитан. Гошка с любопытством и робостью оглядывался по сторонам, сидя на стуле в маленькой чистенькой каюте. Все было здесь к месту, ничего лишнего. Аккуратная кровать под верблюжьим одеялом, рукомойник, крохотный письменный стол. По стенам висели приборы, полка с книгами, увеличенная фотография некрасивой задумчивой женщины.

Капитан не курил. Врачи запретили строго-настрого. Зато с трубкой не расставался. Вот и сейчас он молча разглядывает Гошу и посасывает пустую трубку.

— Это хорошо, — без всякого предисловия начал капитан, — что ты книжки читаешь. Еще лучше, что помнишь прочитанное. И совсем хорошо, что думать умеешь, предполагать. У тебя какое образование?

— Десять классов закончил.

— А дальше что не пошел?

— На хлеб зарабатывать надо. Мать уже старая стала.

— Да-а… Вернемся из плавания, на заочный подавай. Мы тебе все здесь поможем. Кто чего знает…

— Спасибо, Мартин Августович. Только я пока об институте не думаю. Мне и так, матросом, хорошо. Да и специальность-то я себе не выбрал. В институт связи, что ли? Все-таки к кабелям отношение имеет.

— Институт связи — это неплохо. Но так судьбу не выбирают, вернее, не делают судьбу. Что дело свое любишь — это хорошо. Но не значит, что других дел на свете нет. Нужно тем заниматься и там работать, где больше всего пользы принести сможешь, где себя полнее отдашь… Выразишь, что ли… Говорят, при коммунизме не будет так, что у человека на всю жизнь одна профессия. Ведь великое счастье иметь возможность изредка переключаться на другое дело. Есть люди однолюбы в смысле работы, есть универсалы. Но и тех и других не так уж много. В основном у человека бывает желание проявить себя на двух-трех поприщах. Ну, дело не в этом. Я, например, биологом стать мечтал. Да не получилось…

— Почему не получилось, Мартин Августович?

— Не такая у нас в Латвии тогда жизнь была, чтобы выбирать мог. Пришлось матросом наняться, кочегаром, точнее. Поплавал по морю немало… За то жизнь благодарю.

— Ну, а потом?

— А что потом! Потом стар стал. Жизнь менять поздно показалось. Да и привычка. Куда я от моря уйду? Ты вот — другое дело. У тебя все возможности есть.

— Я понимаю.

— Ну, то-то. Я вчера, понимаешь, в тебе себя увидал. Прежнего, конечно… Плавал я в ту пору боцманом на чилийской «Розамунде». Как и сейчас, только было это далеко отсюда, в Южном полушарии, мы вытянули поврежденный китом кабель. И меня тогда, как громом, поразило. И знаешь, что?

Гошка, как завороженный, покачал головой, не спуская взгляда с капитана.

— Я, понимаешь, — продолжал капитан, — водолазом долго работал, может, поэтому у меня и мысль эта родилась… Одним словом, удивился я очень. Удивился, как кит такое давление выдерживает. Ты понимаешь, что получается? Здесь вот глубины свыше 1400, а кашалот в кабеле запутался! Тогда тоже, помню, мы кабель с 1700 подняли. Недавно совсем, в 1951-м, в августе, читал, чинили кабель Лиссабон — Малага на глубине 2200 метров — и тоже… Что ты думаешь? Подняли — покусанный кашалотом кабель, на котором болталось полусгнившее мясо. А ведь на глубине в 2000 метров давление 200 атмосфер. Ты только вообрази себе: 200 килограммов на каждый квадратный сантиметр поверхности.

Я тогда, ой, как горько пожалел, что нет у меня такой возможности, чтоб засесть за книги. Поучиться, поработать в лабораториях. Эх, да что там говорить! Ведь ни одно из млекопитающих не встречается в своей жизни с такими страшными давлениями. Кажется, в лепешку должно расплющить. Так нет же. Плавает кит у самого дна, да еще кабель покусывает. Ох, до чего же хотелось мне узнать тогда, как это организм кита приспособился к резким переменам давления. Я ведь и водолазом был. Кому, как не мне, знать, что такое есть за вещь перемена давления!..

"Сейчас я могу сказать вам, дорогой Мартин Августович, как приспособился к большим глубинам организм кита", — подумал Кавергин.

Воспоминания увлекли его. Он припомнил недавно состоявшийся ученый совет Института океанологии, где ему пришлось делать доклад о перспективах овладения большими глубинами океана.

Большой конференц-зал, отделанный под мореный дуб, внимательные лица ученых, лысины, солидный блеск очков, бороды "морских волков". И его собственный голос, гулко звучавший в притихшем зале:

— Подводя итоги, мы можем сослаться на мнение, которого придерживается подавляющее большинство исследователей. Считается, что внутренние органы кита во время ныряния оказываются каким-то образом защищенными от давления окружающей среды. По крайней мере, давление, передаваемое на внутренние органы, не превышает нескольких атмосфер… Но это не так.