Харлан Эллисон - Миры Харлана Эллисона. Том 2. На пути к забвению

Здесь не было ничего живого. Только ветры, зеленые, смертельные, срывались с неба и рыскали по остову планеты, шарили, выискивали хоть что-то движущееся, хоть что-то еще живое. Но живого не было.

Пыль. Присыпка. Прах. И ониксовый шип горной вершины, к которой весь первый день летели Натан Стек и тень.

Когда упала ночь, они выкопали яму в тундре, и тень покрыла ее вязким, как клей, веществом из сумки на шее Натана Стека. Стек Неспокойно спал в эту ночь, судорожно прижимая к груди обогревальный камень и дыша через противогаз из своей сумки.

Один раз он проснулся от донесшегося сверху крика каких-то огромных тварей, похожих на летучих мышей. Он видел, как они пикируют вниз и выходят из пике на бреющем полете над его норой. Но твари, похоже, не чуяли его — и тени присутствия в яме. За ними тянулась тонкая фосфоресцирующая полоса, опускавшаяся на землю и таявшая в ночных просторах. А твари взмывали вверх и уносились с ветром. Стеку с трудом удалось снова заснуть.

Утро было наполнено морозным светом, окрасившим мир в голубые отсветы. Тень выбралась из удушающей пыли наружу и припала к земле, цепляясь скрюченными пальцами за выметенную ветром поверхность. За ней пробивался наружу Стек; ему удалось высунуть из пыли дрожащую от напряжения руку.

Тень скользнула по земле, борясь с усилившимся за ночь ветром, к топкому месту, где было их укрытие, к руке, протянутой навстречу. Она протянула свою руку, и пальцы Стека судорожно охватили ее. Преодолевая сопротивление, тень напряглась и вытащила человека из предательского праха.

Они лежали, прижавшись к земле, стараясь хоть что-нибудь разглядеть, сражаясь за каждый глоток воздуха, чтобы не вдохнуть с ним удушающую смерть.

— Почему все это так… что случилось? — судорожно выдохнул Стек, борясь с ветром.

Тень не ответила, но посмотрела на Стека долгим взглядом, а потом медленно, осторожно подняла руку, подержала у Стека перед глазами и медленно, загибая пальцы наподобие когтей, свела четыре пальца в клетку, в кулак, в тугой до боли шар, красноречиво сказав без слов: Разрушение.

Они поползли к горе.

Ониксовый пик поднимался из ада и тянулся к разорванному небу. Он выглядел чудовищно надменным. Никому и никогда не удалось пройти этот путь, но черный пик попробовал и добился успеха.

Он был похож на старика. Покрытый шрамами, древний; прямыми линиями обозначилась на нем корка грязи. Одинокий, позабытый, осенний, черный пик, громада на громаде. Он не сдавался тяготению, давлению и смерти, он пробивался в небо. Безжалостно одинокий, он единственный нарушал гладкость пустынного горизонта.

За следующие двадцать пять миллионов лет гора могла бы стереться в гладкий и безликий оникс, божество ночи. Но хотя пыль с равнин клубилась вокруг скалы и ядовитые ветры бросали эту пыль на острия граней, пылевая завеса лишь чуть размывала острые грани профиля скалы, как будто божественное вмешательство защищало пик.

У вершины ходили сполохи.

Стек кое-что узнал о природе фосфоресцирующих полос, что извергали из себя похожие на летучих мышей твари. Это были споры, в бледном свете дня породившие странные кровоточащие ростки.

Вокруг Стека и тени, пока они ползли сквозь рассвет к вершине, мелкие семена жизни чуяли их тепло и пускали ростки сквозь пыль. Когда похожее на красный янтарь умирающее солнце взобралось на небо, кровоточащие растения уже достигали зрелости.

Стек вскрикнул — одна из лиан захлестнула его лодыжку. Другая обернулась вокруг шеи. Тонкий слой чернично-темной крови, покрывавший лианы, оставлял на теле Стека огненножгучие полосы.

Тень скользнула к человеку. Треугольная голова метнулась к шее Стека и впилась зубами в лиану. Лиана распалась, брызнув черной кровью, а бритвенно-острые зубы замелькали тут и там, перекусывая лианы, пока Стек вновь не обрел возможность дышать. С резким усилием Стек сложился пополам и извернулся, доставая из нашейной сумки нож. Лиана, обвившая лодыжку, вскрикнула, извиваясь и распадаясь надвое под ножом, и крик был тот самый, что слышал

Стек этой ночью. Лиана еще раз дернулась и ушла в пыль.

Стек и тень снова поползли вперед, припадая к умирающей земле, скользя по ее неровностям — вперед, к горе.

Высоко в кровавом небе кружила Птица Смерти.

В своем собственном мире они жили в светящихся гладкостенных пещерах миллионы лет, развиваясь и распространяясь по Вселенной. Устав в конце концов строить империю, они обратились внутрь себя и большую часть времени составляли сложные конструкции песен мудрости и обустраивали миры для других рас.

Но были и другие расы, строившие миры. И если возникал юридический конфликт, призывали третейских судей. Судить предоставляли расе, смыслом жизни которой была беспристрастность и разумность в распутывании хитросплетений исков и встречных исков. Сама честь этой расы зависела от безупречности в использовании этих качеств. Столетиями оттачивали ее представители свои способности на многих и многих все более сложных делах, пока не стали наконец высшим авторитетом. Тяжущиеся обязаны были подчиниться решению — не только потому, что эти решения всегда бывали мудры, нетривиальны и справедливы, но и потому, что, будь такое решение поставлено под сомнение, раса судей уничтожила бы сама себя. В священнейшем месте своего мира они поставили священную машину; если ее включить, она испустит звук, от которого завибрируют и распадутся их кристаллические панцири. Это была раса похожих на сверчков созданий не больше человеческого пальца. Вся цивилизованная Вселенная дорожила ими, и потерять их было бы равно катастрофе. Их важность, их почетное место никогда не ставились под сомнение. И их решениям подчинялись все расы.

Поэтому народ Дайры отдал из-под своей юрисдикции указанный мир и удалился, оставив Дайре только Птицу Смерти, специальный сторожевой корабль, который судьи включили в свое решение в нарушение всех стандартов.

Сохранен протокол последней встречи Дайры с теми, кто назначил его на эту миссию. Определенные моменты, которые надлежало рассмотреть тщательно и срочно, фактически были срочно предложены вниманию отцов расы Дайры самими судьями, и Великий Кольчатый пришел к Дайре в последний момент, чтобы поведать ему о том безумце, в чьи руки передается мир, и предупредить Дайру о том, что сделает этот безумец.

И Великий Кольчатый, чьи извивы были кольцами мудрости, набранной за столетия восприятия и медитаций, что дали жизнь прекрасным проектам множества миров, тот, кто являлся величайшей святыней народа Дайры, оказал Дайре неслыханную честь, придя к нему, а не призвав его к себе.

— Только один дар мы можем им оставить, — сказал он. Мудрость. Безумец придет, и будет им лгать, и скажет им: создал я вас. А мы уйдем, и ничего не будет меж ними и безумцем, кроме тебя. И только ты сможешь дать им мудрость, дабы они победили его в свое время.