Иван Сибирцев - Сокровища Кряжа Подлунного

Старший помощник встал, давая понять, что разговор окончен, сразу побледневший капитан Франгистос вышел из каюты…

…Наступила четвертая ночь плавания «Ахилла», судно уже вошло в советские воды. Как и в первые три ночи в пути, не спал, метался на койке Боб Гаррис…

Разговор с боцманом и капитаном не только не успокоил Боба, но заронил в его душу новые сомнения. И чернокожий матрос решил любой ценой узнать правду.

Не один Боб не смыкал глаз в ту ночь. Не спал и капитан Франгистос. Много мыслей и воспоминаний всколыхнула у него короткая беседа со старшим помощником. Этот человек, захвативший чужое имя, должность, каюту, явился к Франгистосу, когда его сообщники уже покончили с настоящим Ботсосом. Капитану, как последнему мальчишке, даже не сообщили о задуманной операции, его просто поставили перед свершившимся фактом. А теперь этот человек Грэгса, о котором Франгистос не знал ровным счетом ничего: ни его имени, ни цели пребывания на «Ахилле», вел себя с капитаном, как с подчиненным. И, подготовив взрыв судна, вновь поставил его перед свершившимся фактом. «Попался бы мне этот молодчик в те годы» — прошипел Франгистос.

И тотчас же появилась новая мысль. Как этот вездесущий гюпоновский любимец Грэгс докопался до его, Франгистоса, прошлого. Ведь он так вжился в роль мирного капитана и владельца «Ахилла», что и сам порой не верил, что был когда-то инспектором гестапо в Афинах.

Надо отдать должное Грэгсу, он нанес удар капитану в самое трудное для него время, как раз когда до Франгистоса стали доходить слухи о том, что кое-кто не забыл о старых делишках этого инспектора. Ну что же, он смирился с ликвидацией настоящего Ботсоса, он выполнит поручение Грэгса, выполнит даже ценою гибели «Ахилла», а потом получит страховку и улизнет так далеко, что никакой Грэгс его не добудет.

Не спал в своей каюте и человек, принявший имя Кицоса Ботсоса. Он любил это состояние, когда нервы напряжены, все силы подчинены единой цели, голова ясна, и ни одна отвлекающая мысль не мелькнет в мозгу. Это состояние азарта, предчувствия удачи, нервного подъема появлялось у него всякий раз перед трудным и рискованным делом.

А дело, на которое он был направлен сейчас, являлось труднейшим во всей его полной риска и опасностей жизни. Он был немного философом и вот в такие часы, накануне выхода к цели, любил поразмыслить о роли и призвании разведчика. Он уже видел свое имя вписанным в историю международной разведки. Он был убежден, что его дело, его талант явно стоили такой чести. Он перебирал мысленно вошедшие в эту летопись имена: безымянные лазутчики римлян и греков, Фуше, Николаи, Мата Хари, Локкарт, даже Лоуренс, что они по сравнению с ним?! От их рук погибали тысячи, может быть, десятки тысяч. Он поднимет на воздух миллионы, предаст тлену и разрушению города, заводы и главное — людей ненавистной страны, спутает все карты политикам и дипломатам, он подожжет мир и вдоволь насладится зрелищем мечущихся в огне человечишек… Вся его прошлая жизнь была лишь подготовкой к этой высокой цели, и он достигнет ее.

Эти тщеславные мысли не отвлекали его однако от весьма практических забот.

Произнося мысленные монологи о своем «высоком назначении», мнимый Ботсос в то же время не переставал размышлять и на самые прозаические темы. Хорошо натренированное самообладание позволило ему ввести в заблуждение паникера Франгистоса. Но хотя он и не подал вида, сообщение капитана сильно встревожило его. О, он лучше, чем этот недобитый гестаповец, знал русскую контрразведку. И ему очень не хотелось привлекать к себе внимание. Но этот слишком памятливый чернокожий спутал все его планы. И теперь придется использовать аварийный вариант. Потому, что уцелей хоть кто либо из команды «Ахилла», и тогда… При мысли о том, что будет тогда, руки становились непослушными, на лбу выступала испарина… Но он решил не поддаваться слабости и заставил себя думать о своих помощниках: «Ворон», «Кондор», «Чиновник»… Так назвал их Шеф. Он не был знаком с этими ребятами раньше, не знал, можно ли на них положиться. Словом, все было смутно, и от этого на душе становилось непривычно тревожно.

Выпив стакан виски и несколько успокоившись, мнимый Ботсос тщательно уничтожил ставшие теперь ненужными бумаги, переложил из своего чемоданчика в специально сделанные внутренние карманы в спасательном поясе флаконы с химикалиями для зашифровки и прочтения тайнописи, невинные с виду автоматические ручки, каждая из которых по своим огневым возможностям соответствовала крупнокалиберному пистолету, радиопередатчики и приемники, способные уместиться в миниатюрном портсигаре, зажигалки-фотоаппараты. С величайшим благоговением вложил он в особые чехольчики пояса несколько цилиндриков, сделанных из легкого светлого металла. Соединенные воедино, эти цилиндрики превращались в грозное оружие. Оно должно было стать главной силой, главным козырем во всей его экспедиции.

Начинив свой спасательный пояс смертоносными новинками промышленной державы Гюпона, старший помощник капитана вновь обрел спокойствие и продекламировал про себя хвастливую речь о том, что никогда еще ни один разведчик не имел снаряжения такого легкого, малогабаритного и безотказного, каким снабдил его всесильный Гюпон.

Наконец, сборы были завершены. Ботсос надел теплое, сделанное из непромокаемой ткани белье, потуже закрепил спасательный пояс, натянул непромокаемый свитер и брюки, взглянул на часы: в его распоряжении оставались почти целые сутки. «Нужно получше выспаться», — решил он. Не снимая спасательного пояса, опустился на кровать, закрыл глаза и приказал себе уснуть.

Ботсос проснулся от сильного стука в дверь. Ночь уже прошла, через неплотно прикрытые шторами иллюминаторы в каюту пробивались яркие солнечные лучи. Открыв глаза, старший помощник капитана недовольно выругался: он не любил, когда ему в чем бы то ни было мешали. Стук повторился. Опустив ноги в стоявшие у кровати мягкие туфли, Ботсос повернул ключ в дверях:

— Войдите.

На пороге с подносом, уставленным судками и стаканчиками, стоял осунувшийся, еще сильнее потемневший за время этого рейса Боб Гаррис…

«Ага, это тот черномазый, который припомнил мои какие-то давние делишки», — усмехнулся про себя Ботсос. Но против воли страх острой иголочкой вновь кольнул его в сердце. Чтобы избавиться от страха, старший помощник с легкой усмешкой спросил:

— Вы, Боб, давно сделались стюардом?

— Боцман освободил меня от вахты, господин старший помощник, и велел разнести обед.

— Уже обед! А я заспался, Боб! — он усмехнулся. — Проклятая лихорадка трясла меня всю ночь, забылся только под утро. Ну, показывай, что ты там принес.