Октавия Батлер - Рассвет

Где все это было раньше, спрашивала себя Лилит. Почему они не могли дать ей хотя бы малую толику из этих яств, вместо того чтобы держать ее постоянно на одном и том же безвкусном питании, от которого хотелось лезть на стену? Может быть ее кормили так специально — пеклись о ее здоровье? Так сказал ей Йядайя, но действительно ли это так или это тоже было частью тренировки? Или ее так кормили для того, чтобы добиться от ее тела каких-то желаемых результатов, необходимым для этого их чертового обмена генным фондом?

Когда, наконец насытившись, отведав всего понемногу, она смогла оторваться от еды, то подняла голову и взглянула на четырех оанкали, сидящих перед ней в этой пустой, как и другие, небольшой комнате, где она находилась. Там были и сам Йядайя и его жена Теджиин — Каалджадахятейдин лел Кахгуяхт ай Динсо. Был там и оолой Йядайи Кахгуяхт — Ахтрекахгуяхткаал лел Джадахатейдин ай Динсо. Кроме того был там и маленький ребенок-оолой Никани — Каалникандж оо Джадахатейдинкахгуяхт ай Динсо.

Все четверо сидели перед ней на отдельном небольшом возвышении и ели земную пищу из маленьких тарелок, с таким невозмутимым видом, словно всю жизнь только и знали, что одну человеческую еду.

Еда стояла на центральном круглом возвышении, и время от времени оанкали брали оттуда в свои тарелки новые кушанья и передавали их друг другу. По существующим среди них, по-видимому, правилам хорошего тона, каждый, поднявшись наполнить себе тарелку, обязательно делал то же самое для кого-то другого. Присмотревшись, она сделала то же самое — наполнила горячими тушеными овощами тарелку и предложила ее Йядайе, вспомнив о том, что тот ел очень давно, всего лишь половинку апельсина, которую она предложила ему едва ли не в самом начале их знакомства.

— Пока мы сидели вместе в моей камере, ты ел что-нибудь? — спросила она Йядайю.

— Я поел перед тем как идти к тебе. И пока я сидел у тебя, я сжигал очень мало энергии, так что пищи мне не было нужно.

— И сколько же всего времени мы были вместе?

— Шесть дней, по вашему измерению времени.

Она уселась на край своего стула-возвышения и уставилась на него.

— Неужели так долго?

— Шесть дней, — повторил он.

— Твое тело уже перешло на новый ритм, отличный от привычного вам двадцатичетырехчасового, — объявил оолой Кахгуяхт. — То же самое происходило и с другими людьми. Ваш период бодрствования немного увеличился, и вы теряли счет времени.

— Но…

— Каким по продолжительности показался тебе этот период?

— Ну, скажем, несколько дней… я точно не знаю. Меньше чем шесть, по крайней мере.

— Вот, что я и говорил, — мягко подтвердил оолой.

Лилит хмуро взглянула на Кахгуяхта. Он, также как и все присутствующие оанкали, кроме Йядайи, был полностью обнажен. Но даже здесь, в этой герметически закрытой комнате, она не испытывала к чужеродным существам такого уж совершенно леденящего страха, какой ожидала. Оолой ей совсем не нравился. Оно, все время посматривающее на нее снисходительно, казалось ей чересчур самодовольным. А кроме того, это было одно из тех самых существ, что воздвигали надгробный памятник над остатками ее расы, стремясь окончательно уничтожить то, что от ее расы осталось. Вопреки словам Йядайи о том, что оанкали не знают иерархического разделения, казалось, что оолой главенствует в этом семействе. Все внимали его словам с молчаливым вниманием.

Ростом Кахгуяхт был чуть ниже Лилит — немного выше Йядайи и существенно ниже женской особи Тедиин. У него были четыре руки. Или, может быть, две руки и пара щупалец размером в руку. Пара этих щупалец-рук были особенно большими, серыми и покрытыми грубой кожей, отчего напоминали ей слоновий хобот — единственное отличие состояло в том, что она не могла припомнить ни одного хобота, который вселял бы ей такое отвращение. У самого молодого из присутствующих, Никани, не было ничего похожего на щупальца Кахгуяхта, хотя, по словам Йядайи, Никани тоже был оолой. Глядя на Кахгуяхта, Лилит почему-то испытывала удовольствие от того, что сами оанкали в разговоре используют для именования оолой средний род. Действительно, некоторые вещи достойны того, чтобы их называли «оно».

Она наклонила голову и снова занялась едой.

— Значит, вы можете есть нашу еду? — спросила она. — Но вашу еду я, например, есть не могу?

— А что, по-твоему, ты ела каждый раз после Пробуждения? — спросило ее оолой.

— Не знаю, — холодно отозвалась ему она. — Никто не объяснял мне, чем меня кормят и откуда берется еда.

Кахгуяхт не обратило на ее слова внимания или сделало вид, что не заметил язвительности в ее голосе.

— Ты ела то же самое, что и мы — твоя пища была лишь немного изменена, чтобы отвечать необходимому набору твоих питательных веществ, а также по некоторым другим причинам, — сообщило оно.

Под «некоторыми другими причинами» наверняка подразумевался рак, поскольку именно сородич Йядайи, по словам того, избавил ее от рака. До сих пор она как-то об этом не думала. Поднявшись, она наполнила одну из своих маленьких тарелок орехами — обжаренными, но несолеными — размышляя на тему того, что, по справедливости, должна была бы испытывать к Кахгуяхту чувство благодарности. Машинально Лилит наполнила теми же самыми орехами тарелку Тедиин, которую та протянула ей.

— Вы можете есть безбоязненно любую нашу пищу? — спросила она ровным голосом. — Без боязни отравиться?

— Любая пища твоего мира совершенно безопасна для нас, — ответило ей Кахгуяхт. — Мы адаптировали свой организм к химическим веществам твоего мира.

— А ваша еда… я смогу есть любую вашу еду?

— Нет, к сожалению, ты не сможешь есть почти ничего, что едим мы — для тебя это будет равносильно сильнодействующему яду. На первых порах ты должна будешь проявлять особую осторожность и не употреблять в пищу никаких незнакомых плодов.

— Но этого просто не может быть, это в голове у меня не укладывается — каким образом вы, существа из другого мира, другой солнечной системы, с невероятного края галактики, и вдруг едите нашу еду совершенно свободно, без вреда для себя?

— Ты спала почти два с половиной века — этого времени было достаточно для нас, чтобы приучить себя к новой еде. Как ты считаешь? — вопросом на вопрос ответило оолой.

— Что?

Оолой не повторило свой вопрос.

— Но послушайте, — снова начала она, — каким образом можно научиться есть то, что совсем недавно было смертельно ядовитым для вас?

— У нас были хорошие учителя, Лилит, для которых эта еда не была ядовитой. Я говорю о вас, людях. О ваших телах. Мы изучили вас — и вот результат.

— Я не понимаю.

— Тогда прими доказательство, которое находится у тебя сейчас перед глазами. Мы, оанкали, можем употреблять в пищу все, что ешь ты. Надеюсь этого тебе достаточно в качестве доказательства?