Михаил Зайцев - Провокация

Была! Была у меня гнилая идейка завести разговор на тему Лубянки. Мол, не встречались ли мы с вами, товарищ, часом, в курилке у окна с видом на памятник Феликсу Эдмундовичу? Дескать, лицо ваше красивое кажется мне знакомым. Но, поразмыслив, от гнилой идейки я отказался. Потому, что она, действительно, гнилая. Во-первых, мы не встречались, а, во-вторых, Ученый уже пытался съехать на автобиографические темы, и чего? Командир тут же его пресек. Хотя только-только продышался и чуть порозовел после циркового аллюра Бойца, только-только в себя приходил, а пресек жестко и однозначно.

– Ну, не хотите, как хотите. А то бы и я с вами за компанию принял кофеинчика. Для прояснения в мозгах, так сказать. Честно признаюсь – в них, в мозгах моих, изряднейшая мешанина. Честно сказать, дать клятву, что я не убивал Техника, увы, не могу.

Зацепил! Я его зацепил! Интерес в глазах Командира появился нешуточный. Еще бы! Вместо горячих слов в свое оправдание услышать такое от подозреваемого. Какой чекист отмахнется? Только самый плохой. Но, сдается мне, самых плохих руководство в космос не посылает. Вот я, например, на отличном счету в НКВД.

– Вы признаете себя виновным?

Эка, он. Быка за рога! Топорная тактика, однако проверенная и частенько весьма эффективная. Похоже, главного я добился, навязался в собеседники к товарищу Командиру.

– Помните, я с пеной у рта критиковал гипотезу Ученого о психическом помешательстве? Что, если я ошибался?

– Вы не похожи на психа.

– При раздвоении личности человек не помнит безумств, скажем так, отделившейся от сознания больной половинки. Обстоятельства заставляют безумную половину прятаться, и плоть всецело подвластна здравой части личности, которая подчас и не подозревает, что в глубинах ее затаился маньяк. В научной, и даже в художественной литературе подобные случаи отлично описаны.

– Тогда ВСЕ снова попадают под подозрение, – интерес в его глазах, как я и ожидал, заметно поугас. – Вы себя выгораживаете, Доктор. Только и всего.

– Ошибаетесь. В этом патологическом случае НЕ ВСЕ становятся подозреваемыми. Вы, товарищ Командир, и в этом случае вне подозрения.

– Это еще почему? – В глазах недоверие, боязнь подвоха, и ожидаемая мною вспышка возобновленного интереса.

– Безумную половину заставляет прятаться страх разоблачения и, как следствие, смерти физической оболочки, то есть наказания. Но что ей мешает непосредственно сейчас вынырнуть из глубин вашего подсознания и реализовать манию убийства? Мы одни. У вас есть оружие. Я связан. Однако я жив, а значит, вы совершенно адекватная цельная личность вне подозрений.

Он улыбнулся. Конечно, приятно узнать, что ты, скажем так, и под психическую статью не попадаешь. Я доставил ему интеллектуальное удовольствие, и он еще больше расслабился. Зевнул шире, чем прежде, сказал почти дружеским тоном:

– Сейчас проверим, не располовинился ли в худшую сторону товарищ Боец, – Командир прижал к уху шайбу наушника, щелкнул тумблером и проговорил в микрофон: – Боец, прием, как меня слышишь?.. Понятно, опасностей не наблюдается, понял тебя. Следи за расходом дыхательной смеси, не забывай. До связи. – Щелчок другим тумблером и: – Ученый, прием, как дела?.. Вас понял, нашли каменистые отложения... Понятно, собираете пробы минералов. До связи, – и снова щелчок, зевок, взгляд на часы, на меня и, слегка насмешливое: – Не знаю, огорчились вы, Доктор, или обрадовались, но они оба живы.

– Рано делать выводы, Командир. Против Бойца физическая оболочка Ученого не имеет шансов. А Бойца, пожалуй, надо было исключить сразу. Во всяком случае, с того момента, как он вооружился ручным пулеметом, ибо до того, при раскладе три против одного, существовал некоторый шанс товарища Бойца одолеть.

– Ерунду говорите, – вяло мотнул головой Командир и, зевнув в который уж раз, продолжил с ленцой: – Чушь городите, в соответствии с которой мы имеем дело снова с той же парой подозреваемых, причем один из них сам же и выдвинул версию о психическом помешательстве, а другой ее развивает. Абсурдистика получается, ерундистика.

Он прав! Как же он прав! Знал бы сам, как! Вот бы с него мигом слетела всякая сонливость. В одну секунду!

Да, и раньше я нес сущую ерунду, и продолжу его обволакивать голосом, убаюкивать вензелями фраз, не забывая позаботиться о должной ритмике произносимого:

– Зря вы так. Хотя бы ради эксперимента, отриньте скепсис. Попытайтесь мне поверить. Я очень хороший врач. Очень. Вы устали, отсюда и ваш скепсис. Вы очень устали. Выслушайте меня. Расслабьтесь. Я вам все объясню, товарищ Командир. Слушайте меня, товарищ. Я ваш товарищ. Я ваш друг. Я хочу только хорошего. Только хорошего. Все хорошо. Очень хорошо...

Ну, и так далее. В том же правильно пойманном темпоритме, все более и более томным голосом, не позволяя его взгляду отлипнуть от моих черных зрачков.

Большое спасибо Наркомздраву РСФСР за приказ, изданный еще в 1926-м, который разрешил практиковать гипноз только врачам и только в условиях лечебных учреждений. Спасибо и за то, что таковых специальных учреждений раз, два, и обчелся. То есть в народе практически стерлась память о чуде гипноза. О научно доказанном чуде, творить которое теоретически может научиться каждый советский врач. На курсах повышения квалификации обучат почти любого, будьте уверены. Надобно лишь иметь усердие, положительные рекомендации и суметь внятно обосновать желание расширить рамки врачебной квалификации. А я очень хороший врач, в том числе и с точки зрения умения обосновывать. Руководство всегда поощряло мои инициативы в области разностороннего совершенствования на медицинском поприще.

– ...Верьте мне. Я видел, что Ученый заколол Техника. Я промолчал об этом, поскольку решил следить за предателем. Надо выяснить его замыслы. Надо...

Не совсем, однако, нечто из той же оперы пел фальцетом Ученый после того, как Боец предложил меня «чик-чирик». И Командир по большому счету внял доводам «профессора». То есть тема слежки за предателем после его выявления не должна вызвать у загипнотизированного чекиста всплеск внутреннего протеста. Она и не вызвала. Я попал, вписался в тему.

– ...следить за предателем. Ученый-предатель. Он – враг. А я ваш друг. Я ваш товарищ. Мы друзья. Мы доверяем друг другу...

Будь на моем месте какой-нибудь грязный цыган, наделенный природой даром гипноза, будто бы в насмешку над Высшей расой, он бы сразу же, едва загипнотизировав соню, потребовал развязать руки. И потерпел бы фиаско. Грязные цыгане и эстрадные шарлатаны дискредитировали гипноз – за что им, свиньям, вынужден высказать свою благодарность, – потому что неучи. На курсах повышения квалификации мне доходчиво объяснили, что, к примеру, высоконравственную девушку никакой гипнотизер не заставит поцеловать незнакомого мужчину. Да и знакомого тоже, если только он ей не отец, брат и так далее. И то только в щеку, по-детски. «Сила гипноза зависит не только от гипнотизера, но и от психической натуры гипнотизируемого», – как говорил Бехтерев. Психическую натуру, впрочем, тоже возможно подавить, но только при помощи фармакологии, и это уже будет не совсем гипноз, или совсем не гипноз.