Ларри Нивен - Воители (Сборник)

Очень сложный способ умереть, но по-своему стоящий. Целый месяц невообразимых экстатических наслаждений, какие только доступны человеку. Я мог представить себе, как он хихикал в душе всякий раз, когда вспоминал, что морит себя голодом до смерти, имея пищу всего лишь в нескольких шагах от себя. Но для того, чтобы добраться до нее, нужно было вытащить из розетки дроуд…

Оуэн, я и Хомер Чандрасекхар, мы прожили три года в выше всякой меры стесненной скорлупке, окруженные со всех сторон вакуумом. Что еще оставалось такое, что можно было бы узнать об Оуэне Дженнисоне и чего я не знал? Была ли у него слабость, которая не стала бы для нас общей? Если Оуэн пошел на это, то на это в той же мере был способен и я. И именно поэтому столь велик был мой испуг.

— Очень все ловко, — прошептал я. — С ловкостью, достойной белтера.

— Типичной для белтера, вы это хотели сказать?

— Нет, совсем наоборот. Белтеры не совершают самоубийств. И уж, по крайней мере — не таким способом. Если белтеру приспичит, он, скорее, взорвет привод своего корабля и умрет, как вспыхнувшая звезда. Методичность действий Оуэна типична для белтера, а вот их цель — нет.

— Так, — неуверенно произнес Ордаз, — значит, нет. — Он чувствовал себя весьма неловко. Факты красноречиво говорили сами за себя, но он не решался назвать меня лжецом. Вместо этого он решил вернуться к выполнению формальной для данного случая процедуры.

— Мистер Гамильтон, вы опознаете в этом человеке Оуэна Дженнисона?

— Это он. Он всегда был несколько грузноват, тем не менее, я узнал его сразу. Но давайте удостоверимся окончательно. — Я стащил с плеч Оуэна грязный халат. На левой стороне его груди обнажился почти правильной круглой формы шрам поперечником в восемь дюймов. — Видите это?

— Да, мы обратили на это внимание. Старый ожог?

— Оуэн — единственный из всех, кого я знаю, кто мог бы похвастаться метеоритным шрамом на своей коже. Метеорит врезался ему в плечо, когда он был вне корабля, разбрызгав мгновенно испарившуюся сталь защитной оболочки скафандра по коже. Позже врач извлек из раны крохотную частицу из железа и никеля. Оуэн всегда хранил эту крупинку при себе. Всегда, — я специально сделал ударение на этом слове, глядя на Ордаза.

— Мы не нашли ее.

— Ну что ж…

— Я прошу у вас, мистер Гамильтон, извинения за то, что вам пришлось здесь испытать. Но ведь вы сами настаивали на том, чтобы мы не трогали тела.

— Да. Спасибо вам за это.

Оуэн продолжал ухмыляться в своем кресле. Мне стало нехорошо, запершило в горле, защемило в нижней части живота. Когда-то я потерял свою правую руку. Теряя Оуэна, я испытывал сейчас примерно такие же ощущения.

— Мне хотелось бы знать об этом деле как можно больше, — сказал я. — Вам не составит труда сообщать мне дальнейшие подробности, которые удастся выяснять по мере расследования?

— Ради бога. Через контору РУКА?

— Да. — Это не входило в сферу деятельности РУКА, несмотря на то, о чем я рассказал Ордазу, но престиж РУКА может только помочь делу. — Мне очень хотелось бы выяснить, почему умер Оуэн. Может быть, он просто сломался… бытовые неурядицы, что-нибудь в этом духе. Но если только кто-то специально затравил его до смерти, мне нужна его гнусная кровь.

— Ну, видите ли, отправление правосудия лучше бы оставить за… — Ордаз примолк, смутившись.

Ему неясно было, заявил ли я это как сотрудник РУКА или во мне заговорил жаждущий мести обыватель. Я так и оставил его в неведении.

В вестибюле тут и там попадались жильцы комплекса, одни проходили к лифтам или выходили из них, другие просто сидели. Я постоял, выйдя из кабины лифта, несколько секунд, наблюдая за проходившими мимо меня людьми, пытаясь отыскать на их лицах признаки разрушения индивидуальности.

Сошедший с конвейера комфорт. Место, где можно спать, есть и смотреть «трехмер», но где невозможно быть личностью. У тех, кто жил здесь, не было ничего своего. Какого рода люди станут вот так жить? Они должны выглядеть все на одно лицо, двигаться в унисон, как цепочка отражений в зеркалах парикмахерской.

Затем я увидел темно-каштановые волосы \л красный бумажный костюм. Управляющий? Пришлось подойти поближе, чтобы в этом удостовериться. Его лицо было лицом человека толпы, вечного незнакомца.

Он тоже увидел меня и улыбнулся без особого энтузиазма.

— О, рад вас видеть, мистер… э… Вы нашли… — ему никак не удавалось придумать приличествующий нашей повторной встрече вопрос.

— Да, — произнес я, такой ответ годился на все случаи жизни. — Но мне хотелось бы узнать еще кое-что. Оуэн Дженнисон прожил здесь шесть недель, верно?

— Шесть недель и два дня, пока мы не открыли его комнату.

— У него бывали посетители?

Брови управляющего недоуменно взметнулись. Мы постепенно дрейфовали в направлении его офиса и теперь уже были настолько к нему близки, что мне даже удалось прочитать на дверной табличке:

«Джаспер Миллер.

УПРАВЛЯЮЩИЙ».

— Разумеется, нет, — ответил он. — Любой из них наверняка бы заметил, что что-то не так.

— Вы хотите сказать, что он снял этот номер специально для того, чтобы в нем умереть? Вы виделись с ним только один раз и больше уже ни разу не встречались?

— Как я полагаю… он мог… Нет, подождите-ка, — управляющий призадумался. — Вот что. Он зарегистрировался в четверг. Я еще обратил внимание тогда на его загар белтера. Затем в пятницу он выходил отсюда. Я видел, как он проходил мимо меня.

— Это было как раз в тот день, когда он приобрел дроуд? Впрочем, откуда вам об этом знать. И больше вы уже его ни разу не видели?

— Не видел.

— Но у него могли быть посетители в четверг вечером или в пятницу утром?

Управляющий отрицательно покачал головой, покачал уверенно.

— А почему нет?

— Видите ли, мистер…

— Гамильтон.

— У нас тут на каждом этаже, мистер Гамильтон, топографические камеры. Они производят голоснимки каждого жильца, когда он в первый раз проходит в свою комнату, и больше уже никогда этого не повторяют. Возможность уединиться является одним из удобств, которое оплачивает жилец, снимая у нас квартиру. — Управляющий как-то даже весь подобрался, произнося эти слова. — По той же самой причине производится голоснимок и каждого, кто НЕ является нашим жильцом. Таким образом наши постояльцы ограждаются от нежелательных для них вторжений.

— И за все это время никто не наведывался в гости ни в одну из всех комнат на этаже Оуэна?

— Нет, сэр, никто.

— Ваши постояльцы — великие отшельники.

— Возможно.

— Как я полагаю, кто является нашим жильцом, а кто — нет, решает компьютер, расположенный в подвале комплекса?

— Разумеется.

— Значит, в течение шести недель Оуэн Дженнисон сидел один в своем номере. Все это время на него никто не обращал ни малейшего внимания?