Иван Ефремов - Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 3

И моряки бросились к лебедкам.

Бригантина ушла далеко в открытое море и сильно качалась на крупной волне. Метелицын первым достиг салинга и, стараясь не смотреть вниз, полез по вантам, добираясь до верхнего брам-рея. Палуба исчезла в тумане, мачта уходила далеко вниз, а брам-стеньга казалась чересчур тонкой. Было слышно, как она потрескивает в эзельгофте.

С каждым креном судна мачта описывала в воздухе дугу. Когда бригантина ныряла носом, мачта словно проваливалась под Метелицыным, и он судорожно цеплялся за перекладины вант. Еще хуже показалось молодому моряку при подъеме судна на волну - огромная мачта ринулась на него, словно желая ударить, ноги ушли вперед, и он повис над палубой спиной вниз. На лбу Метелицына выступил пот, слегка мутило на непривычной высоте. Но он быстро освоился и смог рассмотреть проводку снастей - гитовых, топенантов и горденей.

Общими усилиями на кофель-планках у бортов судна были разысканы ходовые концы этих снастей - правых и левых. Навалившись животами на парус и упершись ногами в зыбкие, качающиеся, как люлька, перты, «паровые мореходы» сумели справиться с непривычной задачей. Несмотря на темноту, брамсель был убран.

Ветер сильно засвежел и начал заходить, но экипаж бригантины уже немного освоился со снастями. Реи обрасопили как нужно, парусность уравновесилась, и старое судно бежало по морю со скоростью десяти узлов. Единственно, что смущало моряков, - это сильный скрип и треск, исходивший откуда-то из глубины судна.

– Всегда это так у парусников? - недоумевал Метелицын, обращаясь к старпому. - Ребята беспокоятся, как бы не развалилась наша посудина.

– Не знаю. По-моему, тоже что-то неладно. Вода в трюме не прибывает?

– Течет понемножку, но это что за течь: двумя помпами покачали - и сухо.

– Спущусь-ка я сам, - решил Ильин, - а вы здесь побудьте.

Взяв оставленный норвежцами фонарь, старпом спустился в трюм, ступая по покрытым водою шатким доскам, проложенным поверх балласта. Громкий треск наполнял душное пространство трюма, подавляя шум моря, бившего в деревянные борта. Походив по трюму, старпом уяснил себе, что треск издается почти всем корпусом бригантины, а раздирающий уши скрип идет от мачт судна. Ильин постоял и вернулся на палубу.

– Неладно, конечно, - ответил он на вопрос помощника. - Черт его знает, посудина расхлябалась, да и наш стоячий такелаж, наверно, следовало бы еще раз обтянуть. Мачты пошатываются в гнездах.

– Ночь как уголь, где уж тут этим заниматься с единственным фонарем!

– Попробуйте все-таки.

– Сейчас приступим.

– Фонарь прихватите!

– А разве он вам у компаса не нужен?

– Ох, морячок! - рассмеялся Ильин. - На компас-то и не посмотрел! Из котелка спирт давно уже выпит или высох. Куда ветер - туда и мы, только бы скорее уйти. И не все ли равно - вест, зюйд-вест, или норд-вест? Свидание с англичанином у нас, к сожалению, не назначено. Вы бы, наверно, хотели, по всем морским правилам, в бейдевинд, с переменой галсов? А как вы, дружок, вчетвером с такой парусностью управитесь? То-то. Карманный светящийся компасишко есть, и ладно… Черт, как курить хочется…

Ночь шла для Ильина и рулевого в чутком выслушивании звучания ветра в парусах. Едва только шум ветра становился сильнее и звонче, оба моряка уже знали, что судно бросилось к ветру. Возросшее сопротивление штурвального колеса немедленно сигнализировало о том же. Для остальных четверых ночь прошла в беспрерывной возне со снастями. Руки моряков, привычные к работе совсем другого рода, болели, а на ладонях образовались волдыри.

Утром судно встретилось с сильным волнением. Ветер стал слабее, но громадные волны росли, бросая бригантину, как щепку. Ход судна сделался неровным, паруса во время судорожных нырков тяжело хлопали. Треск и скрип усилились; казалось, что доски палубы вибрируют и гнутся под ногами.

– Развалится наша посудина, честное слово!.. Вот вода стала прибывать заметнее, - ворчал механик.

– Чего вы боитесь, Матвей Николаевич? - неуверенно возразил Метелицын. - Пока прем здорово…

– «Марсфлот» этот мне не по душе, не понимаю я в этом деле. А когда не понимаешь, чувствуешь себя неладно… как и вы, милый Витя. - И механик снисходительно потрепал по плечу Метелицына.

Тот вспыхнул и открыл рот, чтобы возразить, но тут раздались резкий сухой треск и оглушительные хлопки - разорванный сразу в нескольких местах фок бил по мачте и штангам. Огромные лоскутья парусины завивались вокруг снастей, колотя бросившихся к парусу моряков. Чегодаев получил такой удар по лицу, что свалился на палубу.

– Ножом, ножом режьте гордени! - закричал снизу старпом.

Совет пришелся кстати. Из-под рея взмыли белые ковры-самолеты, цепляясь за штанги, словно не желая расставаться с судном, и полетели, кружась и скрываясь, за вставшими перед парусником валами.

Новые парусные матросы во главе с «боцманом» Метелицыным смущенно предстали перед старпомом.

– Тут вы ни при чем, - хмуро сказал он, - паруса, видно, сильно подопрели.

За три часа скачки по волнам бригантина потеряла еще три паруса - бизань-гаф-топсель, фор-стаксель и верхний марсель: то лопались снасти, то разрывалась перегнившая парусина. А волны все росли, наваливаясь на судно, тормозя и без того замедлившийся ход.

– Как бы не было шторма! - кричал старпом своему помощнику сквозь треск и скрип мачт и снастей. - Жаль, барометра у нас нет. Давайте задраим люки покрепче, заложим румпель-тали.

– А с парусами как? - тревожно спросил Метелицын.

– А с парусами?.. - протянул старпом. - Сейчас. Давайте сообразим… Больше половины парусов уже нет, но нужно, нужно…

– Бизань бы убрать, - осторожно подсказал помощник.

– Бизань-то само собой. Тогда у нас на бизань-мачте останется один этот косой парус, который ходит по бизань-штагу, как его тот парусный спец называл - апсель. Он сказал, что это специально штормовой. Кливера, конечно, придется убрать, но на фок-мачте у нас остался единственный парус и здоровенный нижний марсель. Придется оставить, только глухие рифы взять. Да, еще, кажется, спускают на палубу верхние реи и гафель - вот это надо сделать. Пожалуй, и все. Начинайте с парусов. Вы думаете, еще что-нибудь? - спросил Ильин, глядя на замявшегося помощника.

– Нет, что вы, Антон Петрович, но… как этот марсель глухо зарифить и что значит - глухо?

Ильин разъяснил Метелицыну, сам удивляясь, как могли так долго храниться в памяти все эти подробности прямого парусного вооружения. А моряки уже возились у бортов, подтягивая риф-тали и гордени, затем полезли на рей. Площадь огромного паруса сильно уменьшилась. Моряки тянули еще и, уменьшив ее до предела, стали привязывать риф-сезни.

– Поплавать так месяца два - лихими парусниками стали бы! - сказал Ильин Титаренко, вернувшемуся к рулю после короткого отдыха.