Александр Казанцев - Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 5

Спокойнее было Ефремову, когда у вечернего костра не беседовали, а заводили песни. Пели негромко, душевно, задумчиво. Стройно и ладно выводили мужские голоса старые песни. И звучала в них все та же тоска по родной стороне, по далекому дому, по вольной волюшке. Пели и в тот вечер, который запомнился Филиппу Ефремову на всю жизнь. Угомонились поздно, когда луна уже спряталась за холмы и потянуло из степи зябким предутренним холодком.

Застава уснула, и стало тихо до звона в ушах. Но не успел Ефремов заснуть, как степную тишину разорвали выстрелы и громкие крики. Сержант выскочил из землянки, скликая солдат. Отстреливаясь, быстро заняли круговую оборону. Начало светать, и стало ясно, что бой будет трудным. Пугачевцев было много, человек пятьсот конных и пеших. А у Ефремова всего двадцать солдат да одна старенькая пушчонка. Ее едва успевали заряжать. Медный ствол раскалился, по лицам пушкарей лился пот. Пушку то и дело приходилось поворачивать, чтобы отбивать атаки с разных сторон. Пушка отпугивала нападающих. Они старались держаться на расстоянии. Налетят с гиканьем и свистом и снова бросятся врассыпную.

Несколько часов продолжался неравный бой. И когда вышел весь порох и замолчала пушка, а в ружьях осталось по одному последнему заряду, нападающие бросились в решительную атаку. Бородатые разъяренные казаки ворвались в лагерь. Ефремов сделал последний выстрел и, отступая за угол землянки, отбивался штыком от двоих наседавших на него пугачевцев. Один из них размахнулся саблей. Лезвие, жалобно звякнув, скользнуло по дулу ружья.

Ефремов почувствовал резкую боль в руке и выронил оружие. Большой палец левой руки у него был отрублен. В тот же миг второй нападавший ударом кинжала нанес Ефремову глубокую рану над правым ухом, а выскочивший из-за угла скуластый всадник с копьем ткнул сержанта острием прямо в лоб. Хлынувшая кровь залила Ефремову глаза. Он упал в бурьян и потерял сознание.

Очнулся он часа через два на телеге, которая, скрипя и подпрыгивая на ухабах, катилась по степи в облаке пыли. Кругом ехали на конях и в повозках вооруженные чем попало казаки. Молодые голоса где-то впереди колонны затянули песню. Ее дружно подхватили. И песня эта была та же самая, что пели вчера вечером солдаты Ефремова у своего костра…

Сержант с трудом поднял перевязанную голову и огляделся. Мало осталось в живых от его гарнизона. Трое шагали за телегой, еще двое раненых лежали на соседней повозке. Ехали по степи до вечера, пока не потух за холмами багровый закат. Разбили лагерь на глинистом берегу пересохшей степной речушки. Распрягли лошадей и пустили пастись, запалили большие костры из сухого бурьяна, стали кашеварить. Филиппа Ефремова и еще двоих солдат связали уздечками, чтобы не сбежали, и положили под одну из телег.

Ныла раненая голова, но еще сильнее болело сердце у молодого сержанта. Ему было стыдно: попал в плен к мятежникам, как перепелка в силок. От этих горьких мыслей Ефремов скрипнул зубами и заворочался. И вдруг почувствовал: ослаб ремень, которым стянули ему за спиной руки.

Филипп Ефремов оглянулся по сторонам. У костров громко спорили, хохотали. Никаких караулов небыло заметно. Видно, не выставили их мятежники, военных предосторожностей не знающие…

Он повернул голову в другую сторону. Рядом молча лежал, закинув русую голову и глядя в небо, молодой солдат, бывший графский конюх, Родионов Степан.

– Присягу помнишь? - тихо спросил у него сержант.

Тот вздрогнул от неожиданности, повернулся к нему, неуверенно ответил:

– Помню…

– Слушай команду, - торопливо зашептал Ефремов. - Бежать надо. Я тебя развяжу, только заслони меня, слышишь?

Солдат послушно повернулся к нему спиной, подставляя связанные руки и приподнявшись на локте, чтобы заслонить сержанта. Ефремов, напрягая мышцы, начал растягивать ремни. Они больно врезались в руки, но не поддавались. Тогда он подполз к колесу телеги и стал тереть ремень о железный обод. Боль в раненой руке стала нестерпимой. Он чуть снова не потерял сознания. Но вот ремень, наконец, лопнул.

Ефремов был свободен. Теперь он лихорадочно начал распутывать руки Родионова, пачкая его кровью, которая снова хлынула из обрубка пальца. Но сержант боли уже не замечал.

Вдвоем с Родионовым они быстро освободили и третьего пленника. Никто этого не заметил. И тогда они, стараясь не шуршать травой, задыхаясь и все время оглядываясь назад, поползли в ночную темную степь…

Рассвет настиг их уже на берегу Донгуза. Тут они упали в траву и сразу заснули. Проснулись только в полдень, когда солнце начало припекать. Напились мутной воды, чтобы хоть немного заглушить голод.

– Что дальше будем делать? - спросил Степан Родионов. Второй солдат - щуплый и рыжеватый мужик лет сорока - тоже смотрел выжидающе на командира.

Ефремов, прищурившись, глянул на солнце, прикинул направление. Потом решительно сказал:

– Пошли в Оренбург. Отсюда напрямую верст пятнадцать будет.

Но ушли они недалеко. Шагавший последним немолодой солдат вдруг по-бабьи испуганно вскрикнул. Ефремов и Родионов обернулись. Солдат, тараща глаза, показывал на дальний невысокий холм. Там виднелись силуэты каких-то всадников.

– Ложись! - скомандовал Ефремов, и все трое упали в траву.

Было уже поздно, их заметили. Всадники, погоняя лошадей, ринулись по склону холма к беглецам. Бежать бесполезно. Никуда не скроешься в открытой степи да еще безоружный.

Вмиг налетели, соскочили с лошадей, навалились на беглецов. Начали ломать руки. Это были киргизцы (Так называли в те времена всех жителей. Средней Азии. В данном случае это были казахи), Ефремов встречал их уже раньше, на пути к Донгузской заставе.

«Теперь пропал, - подумал сержант. - Даже языка ихнего не знаю. Угонят в степь. Убежали на свою голову из огня да в полымя…»

Подъезжали все новые и новые всадники в больших войлочных шапках, похожих на солдатские треуголки, смеялись над пленниками, что-то весело шумели по-своему. А потом Филиппа Ефремова с товарищами посадили на лошадей, связав им ноги для верности ремнями под брюхом лошади, и повезли на восток, в чужую, враждебную степь.

Два месяца прожили пленники в улусе на берегу маленького соленого озера. Здесь они нашли еще несколько земляков. Пользуясь мятежным временем, казахи по приказу местного хана совершали набеги на военные посты и казачьи станицы, угоняли людей в степь. Когда пленников набралось с десяток, хан приказал собирать караван в Бухару.

Ефремов сразу смекнул, что это значит: их продадут в рабство. Надо бежать, бежать во что бы то ни стало, пока еще не угнали далеко от родной стороны.

Но хитрый хан разгадал его намерения. Как-то вечером он приказал привести сержанта к своей юрте и, поглаживая реденькую бородку, кивнул на старого калмыка, который подбрасывал кизяк в костер.