Конрад Фиалковский - Биориск

Он проснулся ночью и почувствовал жажду. В комнате было темно, горел только маленький ночник на столике возле кровати. В его свете Мольнар увидел Маг, Она сидела в том неудобном кресле, в котором вчера сидел он сам, и дремала.

- Маг, Маг... - Он произнес это тихо, но она все же проснулась.

- Как вы себя чувствуете? - спросила она тоже шепотом.

- Превосходно. - Он попытался улыбнуться ей. - Мне хочется пить.

-Пожалуйста, - Маг подала ему стакан. У жидкости был привкус апельсина и еще чего-то, что Мольнар затруднялся определять.

- Болит? - спросила она.

- Уже нет.

- Неплохо заживает. Вечером доктор Эгберг осматривал вас.

- Я даже не проснулся?

- Мы используем препарат Броткаса. Это дает прекрасные результаты, добавила она.

- Как я вижу, вы и квалифицированная медсестра к тому же.

- Секретарша, ассистент и все, что угодно. Интересно, какая роль будет у вас.

- Роль?

- Ну да. Ведь вы новый объект на ферме Эгберга. Мы так называем между собой его институт.

- Не понимаю.

- Он не говорил с вами?..

Сначала Мольнар хотел ответить отрицательно, но подумал, что в этом случае больше ничего от нее не узнает,

- Только вскользь упомянул, - сказал он.

- Вам, наверно, достанется что-нибудь более интересное, чем мне. Ведь вы профессор. И, кажется, были когда-то коллегой Эгберга.

- Даже его начальником.

- Тем более. Наверное, вы получите лабораторию интэлектроники. Она уже месяц остается без руководителя.

- А предыдущий... уехал?

- Уехал... - Маг повторила это слово со странной интонацией, которую Мольнар не смог понять. - Нет, он просто умер.

- А что с ним случилось?

- Мы нашли его в бункере. Там, внутри, произошло ослабление энергетического поля. Знаете, железобетонные стены двухметровой толщины... Они оказываются мощным экраном, и энергия не поступает.

- Какая энергия?

- Питающая сердце. У него было то же самое, что и у вас.

- Не понимаю, - сказал Мольнар, хотя уже начал догадываться. Он закрыл глаза и почувствовал странный спазм в желудке - как тогда, в грузовом трюме большого корабля, когда из-за качки сверху посыпались ящики, разбиваясь возле него.

- Вы будете спеть? - спросила Маг после некоторого молчания.

- Нет. Я уже выспался, - Мольнар слушал свой голос и удивлялся, что тот ничуть не изменился. - И эта энергия поступает сюда? - спросил он.

- Разумеется. Весь институт и близлежащая территория в радиусе около полукилометра попадает в поле.

- А дальше?

- Что дальше?

- Если я захочу выйти за пределы института, к морю, или поехать в город, - спросил он, хотя уже знал ответ, но хотел услышать его от Маг, которая говорила обо всем этом таким обычным тоном.

- Вам нельзя. Верная смерть. Но ведь вы знаете об этом. Вы же подписали разрешение на операцию. Нотариус и весь тот смешной ритуал...

- Я ничего не подписывал.

Маг с минуту молчала, а потом тихо сказала;

- Вы не успели. Но еще подпишете. Ведь это простая формальность.

Он хотел сказать, что не подпишет, но вспомнил историю с заблокированной дверью и промолчал.

- Мы ведь все за этим приезжаем, - словно с сожалением добавила Маг. Перед тем, как попасть сюда, я была секретаршей в экспортной фирме в Буэнос-Айресе. Секретаршей второго директора, - с гордостью уточнила она. Я работала на двенадцатом этаже в главном управлении фирмы "Тротам энд К°". Вы знаете ее?

- Нет. Я никогда не был в Буэнос-Айресе.

- Да, теперь это уже в прошлом. По субботам мы ездили на море... Знаете, мне здесь больше всего не хватает плавания и моря. Изредка по вечерам, когда дует ветер, я чувствую его запах. Отсюда до побережья не так далеко.

- Я знаю.

- Но вы еще не чувствуете его. Это начинается через несколько месяцев, иногда через полгода.

- Что?

- Мне трудно определить словами... Пожалуй, какое-то беспокойство. Вам хочется уехать, во что бы то ни стало уехать...

- Тоска?

- Нет, тоска по дому, по близким, по людям вообще появляется сразу. Но это другое, с трудом поддающееся определению, что-то глубоко запрятанное. Пожалуй, я зря говорю вам это.

- Почему? Я хочу знать все заранее.

- Со мной было иначе. Я не представляла себе, что получится именно так. Иногда мне кажется, что я, пожалуй, не приехала бы сюда, если бы знала.

- И что тогда?

- Наверное, меня бы уже не было в живых. В лучшем случае я была бы прикована к коляске. Тогда я ужасно боялась этого, пожалуй, даже больше, чем смерти. Вы можете представить себе? Смотреть на прохожих, других девушек, людей, едущих на работу, и знать, что ты лишена всего этого... навсегда. Остаться здесь - это был единственный выход. Хожу, работаю, иногда даже плаваю в нашем бассейне. Но с этим обстоит хуже, потому что у меня не сгибаются ноги, особенно в суставах.

- Другого выхода не оставалось?

-- Нет. Я побывала у самых известных специалистов. Даже в другом полушарии, в Европе. Парень, с которым я была, отправил меня туда. Он копил деньги на дом. Мне повезло с ним. Он хотел жениться на мне, но Эгберг принимает только одиноких. Впрочем, я не знаю, вышла бы ли я за него вообще. В этом не было смысла.

- А как вы попали сюда, в институт?

- Один из врачей, которого я посетила, когда дыхательный центр уже начал сдавать, сказал мне об этом. Он утверждал, что лечебница Эгберга единственная клиника, которая могла бы взяться за операцию. Но при этом сделал оговорку, что ничего мне не советует, а просто информирует.

- Эгберг потребовал деньги?

- Нет. Мой случай был слишком необычным. Доктор сказал, что может согласиться сделать мне операцию только в виде эксперимента. Благополучного исхода он не гарантировал. Надо отдать ему должное, Эгберг не слишком обнадеживал меня.

- И вы согласились?

- А что мне оставалось делать? Я прошла через все эти формальности, подписала все доверенности и заявления и вот, жива, как видите.

- А тот?

- Кто?

- Тот, в бункере.

- Ах, Бертольд! Бертольд тоже подписал. Он просто оказался без денег. У него было только сердце.

- Кем он работал?

- Электронщиком. Бертольд был уже в годах. Он как-то говорил мне, что помнит времена, когда электрическая цепь состояла из отдельных транзисторов.

- Он долго прожил здесь?

- Несколько лет. Бертольд уже находился в институте, когда я появилась. Я даже любила его. Спокойный, немногословный человек, которого почти не видно. Он не вылезал из своей лаборатории, и я даже не всегда замечала его за обедом. В тот раз он тоже не пришел, а потом Джозеф нашел его в бункере. Бертольд знал, что вход внутрь бункера означает для него смерть.

- Так же, как и слишком большое удаление от института? - Мольнар задал этот вопрос специально, хотя уже знал ответ.

- Не совсем, в бункере ослабление поля происходит неожиданно. Там сильная экранировка... и получается так, будто сердце внезапно останавливается. Так говорил Эгберг - как-то он предупреждал нас об этом. А если выйти за радиус действия поля, начнется медленная агония. Напряжение падает постепенно, с каждым метром.