Тим Хэй - Николае

Когда они были в пятнадцати футах от самолета, Бак услышал выстрелы и, обернувшись, увидел, что вслед им из дальнобойных винтовок стреляют солдаты. Добежав до трапа, Бак схватил Циона сзади за пояс и толкнул в салон. Когда сам Бак бросился внутрь салона, пуля успела прошить подошву его правого ботинка. Ритц уже выруливал на взлет, когда Бак, захлопывал дверь, неожиданно почувствовал резкую боль в ступне.

Ритц пробормотал:

— Я просто прихожу в ярость, когда это вижу, что эти негодяи стреляют в мой самолет.

Самолет взмыл в небо как ракета и быстро набрал высоту.

— Следующая остановка, — объявил Ритц, — аэропорт Полуоки, штат Иллинойс, США.

Бак, не в силах пошевелиться, лежал на полу. Он хотел выглянуть в окно, но не осмелился. Цион закрыл лицо руками. Он рыдал и, казалось, молился.

Ритц повернулся к ним.

— Ну, Камерон, ты внизу там все разгромил. Ради чего все это?

— Чтобы рассказать, потребуется целая неделя, — ответил Бак, вздыхая.

— Ну, — сказал Ритц, — что бы там ни происходило, было здорово.

Час спустя Бак и Цион сидели в креслах, осматривая полученные травмы.

— Это просто вывих, — сказал Цион. — Когда мы первый раз врезались, нога попала под одну из опор сиденья. Я боялся, что сломал ее. Она быстро придет в норму.

Бак медленно снял правый ботинок и повернул его так, чтобы Цион увидел, как прошла пуля. От подошвы к лодыжке пуля пробила чистое отверстие. Бак снял носок, пропитанный кровью.

— Ты только посмотри, — сказал он улыбаясь. — Мне даже бинты не потребуются. Просто царапина.

Цион воспользовался аптечкой Кена Ритца, чтобы обработать ногу Бака. Там же нашелся и эластичный бинт для Циона.

Наконец, они, откинувшись в креслах и, задрав пострадавшие конечности, посмотрели друг на друга.

— Наверно, ты измотан не меньше, чем я? — спросил Бак.

— Я почти засыпаю, — сказал Цион, — но мы будем неблагодарными тварями, если не вознесем нашу благодарность Господу.

Нагнувшись вперед, Бак наклонил голову. Последнее, что он услышал, прежде чем погрузился в блаженный сон, была благодарственная молитва к Господу, которую Цион красиво читал нараспев: «Слава Господня — наша защита».

Проснувшись приблизительно часов через десять, Бак с удовольствием убедился, что Цион все еще спит. Он проверил, хорошо ли держится повязка у него на ноге. Лодыжка была вывихнута, но в целом все было не так уж страшно. Его собственная ступня болела так, что было невозможно надеть на нее ботинок. Хромая, он направился к кабине пилота.

— Как дела, капитан?

— Теперь, когда мы находимся в воздушном пространстве США, дела идут гораздо лучше. Я не в курсе того, во что вы там, парни, влезли, поэтому одному Богу известно, какие еще там истребители могут висеть у меня на хвосте.

— Я думаю, что дело тут не в нас, а в Третьей мировой войне, — заметил Бак.

— А где ты бросил свои вещи?

Он оглянулся. А что, собственно говоря, можно искать? Ведь с собой он ничего не принес. Все осталось в обуглившейся и обгоревшей кожаной сумке.

— Я же обещал позвонить жене! — воскликнул он.

— Ну, тогда тебе повезло! Я уже поговорил с твоими, — сказал Ритц. Они вздохнули с облегчением, когда узнали, что ты летишь домой.

— Надеюсь, ты им ничего не рассказывал ни о моей ране, ни о пассажире, который летит со мной?

— Камерон, ты совсем меня тут за дурака держишь. Мы с тобой оба знаем, что рана пустяковая. Пусть твоя жена ничего не будет знать о ней до твоего возвращения. Ну, а что касается пассажира, то и я понятия не имею, кто он такой, и знают ли твои, какого ты им гостя везешь к обеду. Ну, поэтому я и не сказал им о нем ничего.

— Ты славный парень, Ритц, — воскликнул Бак, хлопая пилота по плечу.

— Мне как и всем нравится, когда меня хвалят, но надеюсь, ты понимаешь, что воздушный бой придется оплатить дополнительно.

— Об этом мы с тобой договоримся.

Несколько дней назад перед вылетом из страны Ритц получил все необходимые документы на самолет и своего пассажира, поэтому он был в списке зарегистрированных машин и легко миновал радары слежения служб ПВО Северной Америки. Он не заявлял властям о том, что привез еще одного пассажира, но поскольку персонал аэропорта Полуоки обычно не проверял международные рейсы, то никто не обратил внимания на прибытие пилота-американца лет пятидесяти с хвостиком, раввина-израильтянина лет сорока и писателя-американца лет тридцати с лишним. При этом Ритц единственный из всей компании не хромал.

Еще из самолета Бак позвонил Хлое. Ему показалось, что не сносить ему головы, если бы не огромное облегчение, которое она испытала, услышав наконец его голос.

— Поверь мне, детка — оправдывался он, — что ты все поймешь, когда я расскажу обо всем, что произошло.

Бак убедил ее, что о Ционе можно рассказать только членам «Отряда Скорби» и Лоретте.

— Не вздумай ничего рассказать Берне. Ты одна сможешь добраться до Полуоки?

— Бак, я пока не могу водить машину, — сказала она. — Меня может довезти Аманда. А Верна больше у нас не живет. Она переехала к своим друзьям.

— Из-за этого могут возникнуть неприятности. Может быть, моя жизнь и безопасность будут теперь зависеть от самого мерзкого человека, порожденного нашей профессией.

— Нам надо будет поговорить об этом, Бак.

Цион бен-Иегуда прибыл так, как будто находился под защитой международной программы защиты свидетелей. Под покровом ночи его тайно доставили в дом Лоретты. Мягко и с сочувствием Циона приветствовали Аманда и Хлоя, которым Рейфорд уже успел рассказать о том, что произошло с семьей бен-Иегуды. Они были в замешательстве, не зная, можно ли говорить с ним о трагедии. Лоретта для всех приготовила легкую закуску.

— Я слишком стара, и совсем не в курсе дела, — сказала она, — но быстро сообразила, что тут происходит. Насколько я понимаю, чем меньше я знаю о вашем друге, тем лучше, не так ли?

Цион, обратившись к ней, выразил глубокую благодарность за гостеприимство.

Перед тем как отправиться спать, Лоретта сказала, что рада встрече, поскольку воспринимает это как часть своего служения Господу.

Бак, Хлоя и Цион, хромая, перебрались в гостиную. Вслед за ними пришла кашляющая Аманда.

— Было бы здорово, если бы Рейфорд был сейчас с нами, — сказала она. Я себя чувствую единственным трезвенником в машине, где сидят одни пьяницы. Теперь все обязанности, для выполнения которых требуются обе здоровые ноги, целиком ложатся на меня.

Хлоя, обычно прямо выражающая свои мысли, наклонилась вперед и взяла руку Циона в свои.

— Профессор бен-Иегуда, мы так много о вас слышали. То, что вы с нами — благословение Божие. Мы не можем себе представить, что вы пережили.