Роберт Блох - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 17

— Так это для тебя дело привычное, да? — спросил я, наблюдая за тем, как он подбирает мою еду. — Я имею в виду — расхаживать туда-сюда и поднимать настроение у людей? Надо полагать, в тебя каждый раз вводят новую программу в соответствии со вкусами очередного клиента?

Я хотел напомнить этому типу, что самим существованием он обязан человеку.

— Это правда, — противно пробормотал он сквозь битком набитый рот. — Я запрограммирован на то, чтобы общаться с потенциальными самоубийцами наиболее эффективным образом, учитывая наличие интеллекта у данного индивидуума или отсутствие оного.

Он замолчал, а я весь вскипел от злости, услыхав такую бестактную формулировку. Довольно долгое время я сдерживал себя, а он, казалось, не хотел ввязываться в разговор.

Внезапно он повернулся ко мне.

— Мне нравится сидеть здесь спокойно, вот как сейчас, — сказал он с вежливой улыбкой. — В приятном обществе, а? Я думаю, мы с вами поладим.

Потом опять наступила томительная пауза.

Он оказался не совсем таким, как я ожидал. Я ждал, что он будет душой общества, что он начнет острить, подшучивать надо мной, покровительственно похлопывать по спине — и при мысли об этом я содрогался от страха. Однако теперь неестественная тишина казалась мне и того хуже. Я, так сказать, не получал по векселям. Я ждал от него действий, а этот робот, похоже, страдал еще более хронической апатией, чем моя.

Но вот я увидел, как он щелкнул по створке под курткой и извлек оттуда прозрачный пластиковый пакетик с порошкообразными остатками своей еды. Дотянувшись до мусорожелоба, который выступал из стены, он бросил туда свой пакетик. Потом вздохнул, вжался в кресло и лениво отворил другую створку, скрывавшуюся у него под нагрудным кармашком. Я удивленно наблюдал за тем, как он перевел ручку в положение «минимальная мощь», закрыл створку и расслабился, опустив веки.

Он сам себя отключил! Я толчком подвинул свое кресло поближе к нему и толкнул его под застывшее ребро.

— Эй! — крикнул я ему прямо в ухо.

Через изрядный промежуток времени наконец его рука словно при замедленной съемке нервно сдвинулась с подлокотника, поползла по телу, нащупала створку и повернула ручку, установив стрелку на «максимальной мощи».

Глаза его тотчас открылись, и он выпрямился, в полной боевой готовности.

— Да? — мгновенно отреагировал он.

Я и позабыл, что хотел сказать. Он буравил меня глазами, и выражение лица у него было точь-в-точь как у Форда, психоаналитика — бдительное, но дружелюбное.

— А я и не подозревал, что роботы едят, — наконец еле слышно выговорил я.

— Конечно, в этом нет нужды, — ответил он. — Но когда вращаешься в обществе, к чему не привыкнешь! Да это еще что! Меня сконструировали так, что я умею оценить вкус пищи. Пирог был восхитительным!

— Я рад, что он пришелся тебе по вкусу, — ледяным тоном произнес я. — А я — то сам собирался им полакомиться.

— О, я страшно извиняюсь, — воскликнул он. — Боюсь, что по части этикета я не очень сведущ.

Он нажал кнопку едоматики и вскоре вытащил из желоба доставки и вручил мне тарелку с сандвичами. Я чуть было не произнес саркастическим тоном «спасибо», когда подметил блеск в его глазах, но было уже слишком поздно: он успел схватить сандвич и забросить его себе в рот.

— Конечно, аппетит у меня безграничный, — напугал он меня.

Недавно из-за того, что вздулись цены на всякие социальные услуги, ежедневный пищевой рацион на одного человека уменьшился. Кто-то же должен был оплачивать такие статьи расхода, как Р/26/5/ПСИ и этот «кто-то» как всегда был потребитель.

— Послушай, — сказал я, пытаясь говорить как можно более спокойным тоном. — Покуда ты здесь, у меня, не мог бы ты отказаться от этой привычки? Я не возражаю, чтобы ты подключался к сети для перезарядки не в часы пик, но еда — продукт дефицитный. Пойми же, мы с тобой съели все, что мне положено на сегодняшний день!

Вы думаете, я заметил у него хоть какие-то угрызения совести? Ничего подобного! Он даже имел наглость, если уж дело обстоит так, предложить мне содержимое своего пластикового мешочка. Там все стерильно чистое, заверил он меня.

Остаток дня и весь вечер мы не разговаривали. Я пошел спать в еще более угнетенном состоянии, чем когда-либо, и прескверно провел ночь. Каждый раз, просыпаясь, а это было частенько, я слышал жужжание, подобное монотонному храпу — мой робот подзаряжался.

Проснувшись, я только через десять минут вспомнил о существовании Р/26/5/ПСИ, и эти десять минут были самыми приятными за все следующие две недели. Я лежал в постели, рассматривая трещины на потолке, которые в соединении с причудливой формы выемками в тех местах, где штукатурка отвалилась, создавали впечатление, будто некие чешуйчатые создания продираются сквозь девственный лес. Я всегда позволял себе роскошь по утрам около часа проводить в воображаемом мире; вполне возможно, что это единственный доступный мне вариант реального мышления.

Однако это длится недолго. В конце концов я опять впаду в апатию, и мой ум постепенно притупится. Но прежде чем это случится, я должен сделать над собой усилие, чтобы встать, пойти в туалет и одеться, иначе я мог проваляться в постели целый день.

Больше всего меня угнетала бесцельность моего существования. Вставал я, повинуясь только самоконтролю — с тем же успехом я мог бы валяться в постели. Делать было совершенно нечего, и если бы я даже вышел на улицу, то увидел бы лишь массивные жилые кварталы и снующих по улице людей, также лишенных цели.

Когда я, рассматривая неровные треугольные трещины на потолке, начал сочинять свою первую сказочку на эту тему, я вдруг вспомнил о роботе, который, наверное, все еще сидел в моем кресле. Я постарался сконцентрировать внимание на трещинах, но ничего хорошего из этого не вышло. Я по-прежнему думал о роботе и хотел узнать, о чем думает он.

Или он совсем не думает, а просто отключился и лежит себе в кресле — обесцененная модель устаревшей конструкции, и на него только зря тратят общественные фонды?! Я взволновался не на шутку. Он был должен по меньшей мере принести мне завтрак в постель.

— Что ты там поделываешь? — крикнул я ему через ширму, которая отделяла мою кровать от остальной части комнаты.

— Разглядываю трещины на потолке, — ответил он.

Я почувствовал, как у меня от ярости кровь бросилась в лицо. Вчера вечером он уже вызвал у меня такой приступ ярости. Я сидел в «гостевом» кресле, а он — в моем, и внезапно я осознал, что он постукивает кончиками пальцев по обивке кресла. Я чуть было не поднял голос протеста, когда обнаружил, что сам постукиваю кончиками пальцев по обивке и уже довольно давно! Этот ублюдок передразнивал меня!