Владимир Фильчаков - Эксперимент N 1

- Но это невозможно! - горячился Фома. - Люди злы, глупы, эгоистичны, они никогда не смогут любить так!

- Не смогут, - согласился Ешу. - Но почему бы к этому не стремиться?

Фома не нашел что ответить и принялся крошить хлеб. Симеон радовался про себя. Ешу сразил Фому, в который раз сразил!

- Поймите, - продолжал Ешу, обращаясь ко всем - люди возвели в стержень жизни ненависть и злобу. Они охотней ненавидят чем любят. Попробуйте сломать этот стержень сначала в себе, а потом - в других, и возведите в стержень любовь. Это трудно, согласен. Это невообразимо трудно. Но что в этом мире легко?

Фома молчал. Нет, он не сдался, Симеон уже успел достаточно хорошо изучить его. Пусть здесь его срезали - в который раз! - он не успокоится, он найдет другую тему для спора, он будет из кожи лезть, но спорить, спорить и спорить!

- Кто ты такой? - неожиданно спросил Фома. - Откуда ты взялся?

Ешу улыбнулся.

- Я скажу, кто я такой, - ответил он. - Но не сейчас. Еще не время.

В другой раз, это было уже тогда, когда учеников стало двенадцать, они сидели под раскидистым вязом на камнях, Ешу в центре, а остальные вокруг, Фома снова набросился на Учителя:

- Вот ты говоришь - не пей вина. - Ешу поднял руку, пытаясь что-то сказать, но Фома отмахнулся. - Знаю, знаю. Ты не запрещаешь пить вино, ты говоришь: пей в меру, не уподобляйся скотам. А если человек не может остановиться? А если у него горе и он хочет утопить его в вине?

- Это значит, что человек не возлюбил самого себя, - отвечал Ешу. Любить себя тоже нужно научиться. Любить себя не эгоистично, а любить себя как человека, как творение Вседержителя, в которого Господь вложил душу свою. Любить себя так, чтобы окружающим не было стыдно за тебя. Не можешь остановиться - значит не любишь самого себя, не любишь окружающих. А горе топить лучше в работе, это самое действенное лекарство.

- Но Господь создал вино для услады чувств, - не унимался Фома, для снятия усталости и напряжения души...

- Господь не создавал вина, - отвечал Ешу. - Вино изобрели люди.

- Откуда ты знаешь?! - взъелся Фома. - Ты говоришь так уверенно, будто ты и есть сам Господь.

- Я не есть Господь, - сказал Ешу. - Я есть сын его в образе человеческом.

Это было так неожиданно, что Фома поперхнулся словами. Все посмотрели на Учителя, не шутит ли он. Ешу улыбался своей неизменной грустной улыбкой. Фома пришел в себя первым.

- Вот как, - сказал он. - Ты претендуешь на роль богочеловека?

- Я не претендую. Я есть. Ваше дело - верить этому или не верить. Я сказал.

Снова воцарилась долгая пауза. Наконец Фома рассмеялся и обратился к ученикам.

- Учитель пошутил. Как он может быть сыном Господа, если вот он, Фома вытянул палец в сторону Симеона, - рассказывал мне, как твоя мать, Учитель, ходила беременная тобой. Он помнит это, ему тогда было десять лет. Он помнит, как она рожала тебя и кричала от боли на всю деревню. Что ты на это скажешь?

Симеон мысленно проклял себя за свой болтливый язык. Он действительно рассказывал въедливому Фоме про Ешу, про его рождение и детство, когда Фома пристал к нему с расспросами. Ешу помолчал, глядя вдаль, потом медленно повернул голову и сказал:

- Я должен был родиться именно так, а не иначе. Как же мне было прийти в этот мир - с громами и молниями, чтобы все пали ниц и трепетали от страха? Я должен был пройти весь путь от рождения до возмужания незаметно, и я прошел его незаметно. А сейчас настало время объявить вам. Помнишь, Фома, ты спрашивал, кто я такой. Теперь ты знаешь.

- Не верю! - сварливо ответствовал Фома и отвернулся.

- Это твое дело, - согласился Ешу.

Симеона переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, он не верил, а с другой - он настолько любил Ешу, что готов был поверить во что угодно. Он первым встал и припал к ногам учителя. За ним потянулись остальные. Только Фома сидел, сердито отвернувшись.

- Не поклоняйтесь мне как Богу, - говорил Учитель, гладя руками склоненные пред ним головы. - Любите меня как равного себе.

- Докажи! - вдруг взвился Фома. - Докажи!

- Как? - улыбнулся Ешу.

- Вот я не верю тебе - испепели меня!

- Как же я могу испепелить тебя, если люблю тебя как самого себя?

- Все равно! - упрямился Фома. - Сотвори какое-нибудь чудо! Сделай что-нибудь! Или в образе человеческом Бог не может творить чудеса?

Ешу горько улыбнулся.

- Всему свое время, - сказал он. - Будут вам и чудеса.

Симеон подобрался к Фоме, когда Учитель смотрел в другую сторону, больно ткнул неверующего в бок и громко прошептал:

- Поклонись, дурень, поклонись ему! Фома вяло отмахнулся.

- Поклонись, говорю! - настаивал Симеон. - Ведь если это правда, тебе потом зачтется.

Фома с интересом взглянул на бывшего кузнеца и сказал:

- А ты не такой дурак, Симеон, как я себе представлял. - За что получил еще один тычок под ребра. Фома встал, постоял в раздумье и подошел к Учителю.

- Учитель, мне посоветовали поклониться тебе, дабы поклонение мое зачлось мне в будущем. "Вот упрямая тварь!" -подумал Симеон. - Я поклоняюсь тебе, - продолжал Фома, - но прошу не зачитывать это. Я не верю, но поклоняюсь. И он припал к ногам Ешу.

- Не одинок ты в этом мире, Фома, - ответил Ешу. - Много неверующих с тобою. Встань.

Фома встал, отошел в сторону и больше в этот день в спор не вступал.

Они путешествовали из города в город, из селения в селение, нигде не задерживаясь больше чем на два дня. Они работали на огородах за хлеб и вино, ночевали в сараях, а иногда, когда ночь застигала их в дороге, и под открытым небом. Учитель учил, а они слушали. Большей частью учение доходило до них через споры, которые затевал зловредный Фома. Он словно стремился найти слабое место в учении, расшатать, разрушить его, а Учитель потакал ему, охотно поддерживал дискуссию и на устах его всегда появлялась улыбка, а глаза его переставали смотреть вдаль, будто он отвлекался от своих затаенных мыслей. И при этом всегда Учитель обращался не к одному Фоме, а ко всем ученикам. Однажды вышел у них следующий спор.

- Что же, - говорил Фома, - наша вера неверна? Ведь сказано же: око за око, зуб за зуб. Или это не Бог дал нам нашу веру?

- Не вера ваша неверна, а религия, - отвечал Учитель. - А религию вам Бог не давал, вы сами придумали ее, обставили обрядами и ритуалами и утвердились в том, что Богу она угодна. Но посудите сами, разве могут быть угодны Богу ваши жертвоприношения? Зачем Богу зарезанные козлята, вино, фрукты? А когда-то давно, в незапамятные времена, люди приносили в жертву человека. Разве угодна Богу чья-то смерть? Подумайте, обоняет ли Бог благовония, которые вы курите в храмах?

- Что же, значит все это порушить? - желчно вопрошал Фома.

- Зачем же рушить? Это должно разрушиться само, за ненадобностью.

- И храмы?

- Храмы? Храмы останутся. Человек должен знать, что есть место, куда он может прийти, чтобы стать ближе к Богу, покаяться в грехах своих и испросить прощения. Но каждый человек сам по себе - храм. Он может разговаривать с Богом и без посредства пышных и вычурных зданий. Но если ему легче говорить с Богом в храме - это его дело. Нельзя ничего отнимать у человека.