Олег Овчинников - Два мира – два солнца

– Ник, ты спишь? – позвал он, устав от томительного ожидания.

– Естественно, нет, – ответил чуть-чуть придавленный голос. – «Анабиотик» нам впрыснут не раньше, чем температура упадет до минус семи. Иначе…

– Что?

– Удовольствие будет неполным. Ты не волнуйся, такое не проспишь. Минус семь – это как раз та температура, при которой зубы стучать перестают.

– Почему?

– Смерзаются.

– Да ну тебя, – Редуард попробовал обиженно замолчать, но мерзнуть молча оказалось еще мучительнее. Когда немеют конечности и на ресницах выступает иней, почему-то особенно хочется разжиться хоть капелькой дружеского тепла. – А как ты думаешь, – спросил он. – Эта Земля-два – какая она?

– Понятия не имею. Надеюсь, такая же, как наша. Те-еплая… – передернул плечами Николас. – Если, конечно, шеф не напутал с расстоянием до тамошнего солнца и наличием атмосферы.

– А она… а-а-а… обитаемая? – Редуард Кинг безыскусно имитировал зевок. Как всякий наивный мечтатель он страшно стеснялся своей наивности и мечтательности и всячески старался их маскировать.

– Мягко говоря, вряд ли. – А вот Николас был реалистом. Холодным… бр-р-р… прагматиком. – Вернее, существует определенная вероятность, но она ничтожнее тех мурашек, что бегают сейчас по твоей спине. Таких условий как допустимый эксцентриситет орбиты и приемлемый для человеческих легких состав воздуха еще недостаточно для зарождения жизни.

– А что еще для этого нужно?

– Да тысячи факторов!

Повисло минутное молчание. Редуард с восторгом размышлял о том, какая все-таки редкая штука – жизнь и как это важно – суметь правильно ею распорядиться. Николас пытался перевернуться на левый бок, но теснота камеры не позволяла. «Нет, это не ванна, – убежденно думал он, – это какой-то сидячий душ Харчо! В смысле, Шарко».

– Даже если необитаемая, – уступил Редуард. – Все равно, сходные погодные условия – это уже не мало. Атмосфера, климат… Сама собой решится проблема перенаселенности Земли. Эту планету даже адаптировать не требуется, хоть сейчас переезжай. И мы с тобой – ее первооткрыватели. Астрономы ведь не в счет. Пусть следят через свои телескопы, как мы первыми высаживаемся на ее девственную поверхность. Как думаешь, на родине нам поставят памятники? Ну, хотя бы один на двоих?

– Надеюсь, нет, – поежился Николас. – По крайней мере в ближайшие сто лет. Лучше бы стипендию повысили… – Он усмехнулся. – Ты еще помечтай, как твой родной город по возвращении переименовывают в твою честь, а тебя самого выбирают его бургомистром. Я даже слоган придумал для избирательной кампании: «Из гибернации – в губернаторы!» Звучит?

– Ну, город – не город, – раздумывал Редуард. – Но уж никто не запретит нам назвать своим именем какой-нибудь океан на открытой планете. Хотя нет, океаны бывают холодными, лучше пустыню. – Мурашки уже не бегали по его спине, они замерзали заживо. – Или вулкан.

– Не смеши мои магнитные присоски, – попросил Николас. – Твоим именем разве что бархан в пустыне назовут. А фамилией – грязевой гейзер.

– А твоим… твоим… – Редуард стиснул зубы, придумывая достаточно обидный ответ, и чуть было не пропустил облачко голубоватого газа, вылетевшее из прорезей в стенках камеры. Он вздохнул глубоко, почувствовал неестественную легкость в голове и покалывание в области предплечья, подумал: «Сохранить остальное… В морозилке – как груши… Смешно…» и не чувствовал больше уже ничего.

В таком состоянии ему предстояло провести 1826 ночей и дней.

Хотя какие в открытом космосе дни?

– …какой-нибудь сероводородный источник! – произнес Редуард Кинг, не размыкая век.

– Что источник? – раздался рядом слегка ошалелый голос ксенобиолога.

– Назовут. Твоим именем.

– А… И над этим экспромтом ты трудился 913 суток?

– Сколько? – Редуард попытался присесть, ощутил лбом ограниченность окружающего пространства и открыл глаза.

Да, именно так. Девятка, единица и тройка уверенно обосновались посреди экрана, плюс к этому несколько часов, минут и секунд с долями, за которыми спросонок было не уследить.

– Я не трудился, – сказал он, откидывая крышку камеры. – Я спал.

– Серьезно? – ерничал Николас, выбравшийся из ванны по пояс. – И что снилось? Держу пари, какая-нибудь горячая девушка? – привычно пошутил он. Подтрунивание над обстоятельствами личной жизни Редуарда давно уже считалось в Академии хорошим тоном.

– Не помню. – После экстренной разморозки с просушиванием Редуард излучал чистоту и свежесть, как вывешенный на мороз пододеяльник, и не хотел пятнать себя участием в словесной перепалке.

– Не удивительно. Во время анабиоза жизненные процессы замедляются практически до нуля. В том числе мозговая активность. Твоя – в особенности.

Ксенобиолог достал из похрустывающего пакета апельсин, задумчиво взвесил на ладони, затем разжал пальцы. Апельсин упал на пол с металлическим звоном и никуда не покатился.

– Гипотремия, несовместимая с завтраком, – с сожалением констатировал Николас.

– Кстати. Ты как биолог должен знать, – не удержался Редуард. – Что это за домашнее животное – безрогое, парнокопытное, вдобавок ни бельмеса не смыслящее в апельсинах?

Ответить достойно Николас не мог. Разочаровавшись в цитрусовых, он предпринял попытку отхватить кусок от пригретой на груди груши, в чем теперь, судя по выражению лица, страстно раскаивался.

– Однако, – Редуард осторожно выпрямился, разминая суставы и мышцы после двух с половиной лет неподвижности. Ни онемения, ни судорог, радовался он, и кровообращение вроде бы в норме – спасибо реабилитационной автоматике! – Чего, интересно, ради нас подняли в такую рань? Нам ведь, по-хорошему, еще спать и спать.

– Сейчас узнаем, – флегматично отозвался Николас, пытаясь обнаружить следы собственных зубов на окаменевшем фрукте. – Но наверняка что-то внештатное. Такое, что запрограммированному на все случаи жизни кибер-пилоту позарез понадобилась помощь двух гениев из плоти и крови. Заменить батарейку или что-то в этом роде.

Он встал, добрел, виртуозно шаркая магнитными подошвами, до входа в рубку и там воспарил. Редуард приотстал немного, улучил момент, чтобы еще раз взглянуть на решительный изгиб губ любимой, ее глаза и кудрявый локон, который умеет так нежно щекотать ухо. «А она совсем не изменилась», – подумал он, упрятывая фотографию в нагрудный карман.

– Ну что, батарейка? – весело спросил он, влетая в помещение рубки.

– Да нет. – Обращенное к многофункциональному экрану лицо ксенобиолога выражало озабоченность, а тон ответа был далек от шутливого. – Хуже. Или лучше. Я еще не решил.

– Да что там? – напрягся Редуард, подвигаясь к экрану.