Олег Овчинников - Деды и прадеды

Затем порывисто вдел ноги в тапочки, нащупал на столике возле кровати спички в серебряном коробке и вышел в коридор, освещая себе путь трепещущим огоньком свечи. Павел Петрович осторожно, стараясь не шуметь, отворил дверь, ведущую в спальню брата, прикрыл дрогнувшее было от сквозняка пламя ладонью и уверенно прошествовал прямо к библиотеке из темного орехового дерева, в которой Николай Петрович хранил свои книги.

Там он после некоторого сомнения выбрал одну, с немецким названием и большою звездой с восемью концами на обложке, вернулся с нею к себе в кабинет и, вздохнув, погрузился в штудии.

Заснул Павел Петрович только под утро, как был: сидя в своем излюбленном гамбсовом кресле и с раскрытой примерно на середине книгой на коленях. Зато и с полностью подготовленной диспозицией.

Этим утром ему впервые ничего не снилось. Днем, впрочем, ему ничего не снилось тоже, а вечером, когда Павел Петрович наконец отошел от праведного сна, в Марьино как раз возвратились Аркадий с Евгением, вызвав немалый переполох у обитателей усадьбы. Не отставая от прочих, Павел Петрович также спустился в гостиную, чтобы поздороваться с прибывшими, и даже пожал руку Базарову, немного снисходительно улыбаясь при этом. К его неудовольствию, Базаров сразу же после приезда, сославшись на усталость с дороги и на головную боль, удалился во флигель, где ему была отведена комната, и не появился оттуда даже к ужину; он и впрямь выглядел в этот вечер довольно бледно, казался подавленным и держался без привычной самоуверенности – так что Павлу Петровичу не осталось ничего иного, как только отложить выяснение отношений с ним до следующего утра.

На другое утро Павел Петрович вышел к завтраку первым, когда слуги еще не закончили выставлять посуду на стол, и явно пребывал во всеоружии: с особым тщанием причесанный, с напомаженными висками, он распространял вокруг себя ощущение неколебимой уверенности в себе вкупе с сильным ароматом духов. Крупные опалы в рукавах его английского сьюта блистали как наново отшлифованные, и даже накрахмаленный воротничок сорочки, который, кажется, в этот раз впивался в его шею сильнее обычного, нисколько не сковывал его; напротив, старший из Кирсановых смотрелся необыкновенно свободным и даже не лишенным некоторой игривости. Пару раз он начинал насвистывать негромко что-то бравурное, торжественное, а когда помогал Дуняше устанавливать самовар на стол и отразился в его гладком начищенном боку, то не удержался и подмигнул своему отражению.

Наконец появились остальные: сначала Николай Петрович, который сразу после обычного приветствия не преминул заметить брату, что тот сегодня выглядит значительно похорошевшим, на что Павел Петрович ответил ему незначительной усмешкой; затем почти одновременно – Евгений с Аркадием, Аркадий с порога пожелал всем доброго дня, а Евгений только кивнул головою, ни на кого не глядя, когда садился на стул.

Стали пить чай. Несколько времени прошло в полном молчании.

– А ведь нынешний день действительно обещает быть добрым, – начал разговор Павел Петрович. – Жарко сегодня, не правда ли? – прибавил он и потеребил узел галстуха. Примечательно, что говорил Павел Петрович, обращаясь, как будто, ко всем собравшимся за столом, но смотрел при этом исключительно на Базарова. И, когда заметил, что слова его не произвели должного эффекта, повторил вкрадчиво: – Не правда ли, а? господин нигилист?

– Не знаю, – лениво отвечал тот, откладывая изрядно надкушенный пирожок обратно в тарелку. – Я сегодня на улицу не выходил.

– Однако же, согласитесь, что летом погода, как правило, бывает жаркою. А зимой, напротив, случаются морозы. Между тем как весной или осенью…

– И что из того? – нетерпеливо перебил Аркадий. – Разумеется, лето жарче зимы, поскольку летом Солнце стоит ниже.

– Ниже? – придав своему лицу наивное выражение, переспросил племянника дядя.

– Ну, ближе.

– Хорошо, – Павел Петрович перенес свое внимание на Аркадия. Отложив на время попытки разговорить Базарова напрямую, он надеялся косвенно воздействовать на него через его друга. То есть, продвигался вперед не «артиллерийским наскоком», как говаривал один знакомый его по службе майор-артиллерист, а исподволь, неторопливо. – Вот вы сейчас высказались в том смысле, что Солнце летом, мол, стоит ниже. А ведь оно не стоит. Оно, если вдуматься, постоянно кружит вокруг Земли, то приближаясь, то удаляясь…

– Так ли? – с недоумением во взгляде усомнился Николай Петрович. – Насколько мне помнится еще с докандидатских времен, это Земля оборачивается вокруг Солнца.

– Пусть так, – легко согласился Павел Петрович. – Птолемей, думается мне, был бы недоволен, ну да бог с ним, с Птолемеем! не суть важно! Земля так Земля. Значит, она постоянно кружит вокруг Солнца.

– Это вы, дядюшка, все кружите вокруг да около, – со смехом заявил Аркадий. – Признайтесь, к чему вы клоните? Зачем вообще затеяли этот разговор? То, что Земля обращается вокруг Солнца, мы знали и без вас.

– В самом деле? – нарочитое удивление проступило в интонации Павла Петровича. – Выходит, когда я утверждаю, что Земля вращается вокруг Солнца по вытянутой окружности, иначе говоря, по эллипсической дуге, то даже отъявленный нигилист не в силах отрицать это мое утверждение?

Николай Петрович с сомнением взглянул на брата, потом перевел взгляд на сына. Аркадий показался ему несколько опешившим.

– Глупо отрицать очевидное… – неуверенно начал он.

Расчет Павла Петровича оправдался: на этот раз выдержка изменила всегда флегматичному Базарову. Отрицая и высмеивая иные учения, он, тем не менее, не смог оставаться в стороне от спора, в котором кто-то осмелился высмеивать нигилизм.

– Глупо НЕ отрицать очевидное, – решительно объявил Евгений, сделав Аркадию знак рукой: молчи уж! – Да и что очевидного ты, Аркадий, нашел в этом утверждении? Земля ли вращается вокруг Солнца, Солнце ли вокруг Земли – все это досужие домыслы астрономов! Тех, что спокон веков только и делали что гадали на куриных потрохах, да тщетно пытались найти философический булыжник, который превратил бы им свинец в золото, а потом заменили пару литер в слове «астрология» – и решили, что теперь она уж точно из глупости стала наукой. Нам с тобой, Аркадий, как простым обывателям, навечно привязанным к Земле, должно быть совершенно все равно, что там вокруг чего вращается. Пусть хоть вся Вселенная крутится вокруг моего указательного пальца – мне-то что в том? Пустым словам как бесполезному сотрясению воздухов я не верю, убедиться в их правоте на своем опыте – не могу, да и никогда не смогу, наверное, – Евгений посмотрел прямо в сузившиеся глаза Павла Петровича, в которых промелькнуло на миг что-то от того светского льва, каковым он являлся когда-то. – Поэтому когда кто-то заявляет мне, что Земля-де вращается вокруг Солнца, я это заявление отрицаю.