Алексей Васильев - Сингулярность (сборник)

Местные крысы явно собирались ретироваться, но Славутич прянул вперед сознанием и вновь ощутил всех крыс, как перчатку на пальцах. Он не понял, зачем ему это нужно, тем не менее Лариска мигом сориентировалась. И начала передавать задание по поиску Дарьи! Перед профессором, словно серые цветки, раскрылись памяти крысюков, и выборочная память его помойной крысы быстро считала устройство многоэтажной конторы, восприняла метки, повороты, комнаты, и вот в памяти одного патрульного проскользнул знакомый запах, четко указавший нужное направление. И крысы помчались в ту сторону.

Большая темная комната, под потолком висит забранный в решетку фонарь. Окон нет, дверей не видно. Вдоль сплошной металлической стены ряды кроватей, привинченных к полу. Почти все аккуратно застелены и даже запакованы в пленку, только одна смята, и как раз от нее идет нужный запах. Все это Лариска близоруко видит, высунувшись в щель у потолка. Дальше по стене стоит вентилятор, и отрезает, втягивает запахи дальней половины комнаты. Очень неудобно – крыса не видит дальше, но, судя по мягким шагам, у дальней стены кто-то есть. Ага, а от щели вниз идет грубовато заштукатуренный угол. Эта стена не металлическая, а бетонная. Штукатурка же терпимые ступеньки для ловких крысиных коготков. Лариска спускается удостовериться. Да, это определенно ноги Дарьи. Похоже, у нее забрали гражданскую одежду и выдали клетчатую желто-оранжевую форму. Штаны валялись под кроватью, а Дарья… в рубашке робы, как в коротком платьице, исполняет плавные упражнения, что-то из китайского цигуна.

– Так, Лариска, я не вижу, где там камера висит, но определенно под нее попадать не стоит. И шуметь не стоит. Где бы ей оставить записку… Ага, ты чуешь овсяную кашу с тушенкой и хлеб. Отлично. Наша подруга решила перед обедом позаниматься. Воспользуемся.

Крыса споро влезла по деревянной ножке на кровать. Одна из застеленных служила пленнице кухонным столом. Стоит в сторонке, ее почти не захватывает камера, никто не любит, когда пялятся во время еды. Блестящий глазок отчетливо теперь виден – телеглаз наверху почти под потолком, движется плавно, как у эстонского хамелеона. Главное, движение равномерно и целеустремленно – это хорошо. Охранники, видимо, полностью полагаются на автоматику, сориентированную на выделение нового. У живого оператора уже голова давно закружилась бы от этих покачиваний. Ага, камера отвернулась, давай, крыска, быстренько на поднос ей и подбросим сложенную бумажку. Ах, немного уголок замусолился. Не обращай внимания. Хорошо, уже читает.

«Это Я. Предложи им тебя отпустить. Убеди их, что ты мне очень нужна. В доказательство дам, если надо, какую-нибудь зверюшку, чтоб слушалась. Это я ими управляю и через них вижу и слышу. Эту бумажку уничтожь».

Морщится, смотрит на камеру. Оглядывается. Так, Лариска, твой выход. Шаркая коготками и сцепив лапки за спиной, из-под кровати появляется крыса. Говорит громкое «пи, пи, пи» – кивает.

Дарья неуверенно улыбается. Бормочет вполголоса:

– Да, профессор, красноречие у вас сейчас на уровне замены ругани в телешоу. Может быть, напишете мне что-нибудь ручкой на бумажке?

Она протянула крысе толстую гелевую ручку. Профессор поднатужился, принял. Стоять, тем более ходить на задних лапках в теле зверька чрезвычайно неудобно. Ручка ощущается тяжелым бревном, а бумага под ногами видна, только если смотреть одним глазом, склонив нос набок. Упер, повел… но ручка мигом перечеркнула лист, а розовая пятка мазнула, размазав часть линии. Пытаясь удержать и удержаться, крыса шмякнулась на живот. Неторопливо поднялась, очень по-человечески похлопала себя по животу, словно сбивая пыль. Лариска посмотрела на девушку, едва сдерживающую смех, и очень натурально развела лапки в стороны. Мол, что поделать…

– Да, вижу-вижу. Навыка не хватает определенно. – Склонилась еще ниже, почти прошептала: – И я вам действительно очень нужна, профессор!

В уголке раздалось шуршание, поскребывание, и подбежала еще одна крыса, почти черная, мелкая. Тяжело раздувает бока – явно мчалась сломя голову, бросила еще бумажку. Лариска, получив эстафету, рванулась наверх.

«Я организовал цепь посыльных, так что можно почти поговорить. Снова смогу связаться только через несколько дней. У камеры микрофончик слабый, есть еще два в стенах, но достаточно далеко от тебя. Говори шепотом, не услышат точно».

Крысы носили уточняющие записки, пробегая подкроватно-вдольстеночным маршрутом, Дарья отвечала – шепотом, в пол, лежа на кровати. Скоро они были в курсе нужной информации друг о друге. Дарья на прощанье послала воздушный поцелуй и дала адрес организации, пароли-явки и прошептала, что пустит все свои таланты в дело.

Славутич, громыхая полной телегой, отбыл, одновременно отслеживая расстояние, с которого удается контролировать конторских крыс. Расстояние утешительное – только с 200 метров возникло ощущение растягивающейся резинки. Постепенно все меньше особей поддавалось контролю, и еще через сотню метров лопнула последняя связь со зверьками серой башни.

– Так, – обратился профессор к крысе, высунувшейся из кармана, – похоже, мы можем не светиться возле мусорных баков. Значит, только для первичного контакта необходимо малое расстояние, дальше проще…

Профессор ощутил недовольство Лариски. Ей совсем не нравилось в кармане и хотелось вылезти на плечо, чтоб гордо смотреть по сторонам… Он мысленно погрозил ей пальцем:

– Гордыня – грех, так что воздержись. Нельзя, чтоб тебя видели…

Навстречу рванулась такса, натягивая поводок, залилась звонким лаем. Хозяйка собачки покраснела, начала извиняться. Славутич улыбнулся, а про себя цыкнул на Лариску…

– Нет, и чудовище это мы не убьем!

Ухватил мысленно таксу за шиворот, легко вложил в сознание песика ощущение, что поднял его и потрепал. Собака подавилась лаем, взвизгнула и прижалась к хозяйке, крутя хвостиком, словно обозналась, встретив давнего друга, и теперь вовсю извиняется. Из кармана донеслось удовлетворение. Похоже, часть трепки наблюдала и Лариска, приняв передачу за реал.

– Так, Маша. Пожалуй, дальше наши пути расходятся. – Профессор подкатил тачку к подвалу. – Не поминайте лихом, не держите зла.

Репепедерша порывисто вздохнула, взялась за ручку тачки. Буркнула:

– Да я и не шибко губу-то раскатывала. Чай, не совсем дура. Ну, в общем, где я живу – знаешь, заходи, Шап, если что…

Она подмигнула и лихо вкатила груженую тележку в подвал.

Укромное жилище сектантов представлялось Славутичу как нечто мрачное, подвальное. Но оказалось респектабельной трехэтажной дачей, утопающей в зелени. Вокруг серебрится металлическими остриями высокий ажурный забор. Упитанные охранники с выражениями бдительности на широких физиономиях охраняют периметр. Короткие помповые ружья на изготовку, зубастые доберманы в шипастых ошейниках свободно бродят по коротко стриженным лужайкам. Все солидно, так же основательно… как свинцовая паутина наблюдения спецслужб. Профессор ощутил его как настороженное повышенное внимание мышеловки с кусочком сыра.