Михаил Емцев - Зеленая креветка (Сборник с иллюстрациями)

— То есть как это?

— Очень просто. Бросаешь монету в автомат, набираешь номер, слышишь гудок — все нормально. Но вот ваш абонент снимает трубку и говорит: «Алло». Вы здороваетесь с ним, а он вас не слышит. Вы кричите в трубку что есть силы, дуете в нее, а он все «алло» да «алло». Потом он говорит: «Перезвоните» — и вешает трубку. Вы тоже вешаете, и монета со звоном возвращается к вам. Автомат, как говорится, не соединяет. Не проглатывает монету, когда на противоположном конце провода снимают трубку. Что нужно делать в подобных случаях?

— Это вы популярно иллюстрируете мою идею об односторонней связи? Аналогия не очень удачная. Но не в этом дело. Если у меня, как вы говорите, не соединяет, я иду искать другой автомат. Мне понятно, к чему вы клоните. И я обязательно поставлю второй опыт. Починим установку, и я поставлю. Смею уверить вас, что добьюсь двусторонней связи. У меня будет… соединять.

— Ну что ж, очень хорошо. Тогда и поговорим. Жаль только, что ждать придется долго… А пример с автоматом я вам вот почему привел. Из собственного опыта я знаю, что, когда автомат не соединяет, по нему есть смысл хорошенько стукнуть кулаком. Тогда монета провалится, и связь станет обоюдной… Мне не понятно, почему вы этого не сделали.

— Так ведь я попыталась! Я бросила всю мощность на ликвидацию нелокальности. И в этот момент перегорела установка.

Орфей хотел невозможного. Тень Эвридики явилась ему под мрачными сводами пещер Эллады. Но он не смог вывести ее к лучезарному сиянию дня. Одержимый безумной надеждой, он сел на финикийский корабль, который направлялся в Египет, чтобы обрести высшее знание, перед которым отступает смерть.

Орфей сошел с корабля в мемфисском порту в месяце эпифи. Было время сбора фиг и винограда. Вода в Ниле упала на сорок пядей. Каналы высохли и источали зловоние. Горячий ветер пустыни припудривал серой пылью акации и оливы.

После церемонии царского посвящения, происходившей в тайных святилищах, новый фараон показался перед народом. Он взошел на большой золоченый щит, который осторожно подняли с земли двенадцать носителей опахал. Двенадцать молодых жрецов уже несли по главной улице на шитых золотом подушках знаки верховной власти: царский скипетр с головою Овна, меч, лук и булаву. Солнце играло на обритых головах жрецов, лоснилось на пантерьих шкурах, пронзительными стрелами срывалось с царских регалий.

Шествие замыкали двор и жреческие коллегии, сопровождаемые посвященными в большие и малые мистерии. Белые тиары и усыпанные драгоценностями нагрудники верховных жрецов в блеске и пышности соперничали с одеяниями придворных щеголей. Сановники двора несли знаки Агнца, Овна, Льва, Лилии и Пчелы, медленно раскачивающиеся на чеканных цепях над многоцветной, как крылья бабочки, толпой.

Орфей шел по узким кривым улочкам. Шум празднества становился все тише. Он знал, что с наступлением ночи тревога и безумие опустятся на город. По черной глади искусственных озер заскользят расцвеченные огнями барки с оркестрами и мечущимися в священном танце обнаженными танцовщицами. Раскроются двери вертепов, а хозяева таверн расстелют ковры прямо на улицах, чтобы каждый мог подставить глотку под бьющую из бурдюка тугую красную струю. Заклинатели змей, фокусники, глотатели огня, атлеты, танцовщицы и жрицы любви доведут накал страстей до неистовства.

Скоро, скоро снизойдет на город душная томительная ночь.

Орфей пересек оцепеневший город и вышел на широкую пальмовую аллею.

От дельфийских жрецов он слышал о Книге Мертвых, таинственном свитке, который клали под голову мумии, перед тем как закрыть саркофаг. С жадным вниманием и затаенной дрожью слушал Орфей повествования о долгом странствии Ка [1] Так древние египтяне называли душу. после смерти, об изнурительных страданиях в подземном огне и очищении астральной оболочки. В его воображении вставали картины дымящейся Леты. И словно сами собой слагались тогда лучшие строки его трагедии.

«…Когда я тело ее увидел, сжигаемое в погребальном огне, когда урна скрыла пепел ее и все исчезло, как следы на песке под пеной морской, я спросил себя: где же ее душа? И ушел в невыразимом отчаянии с переполненной чашей непролившихся слез. Я тогда обошел всю Элладу. Я молил жрецов Самофракии вызвать душу ее, я искал эту душу в глубинах земли, среди лунных лесов, среди гор, освещенных звездами, но нигде не явилась ко мне Эвридика. Под конец я пришел к Трофонийской пещере.

Через черную трещину я опустился до огненных рек. Мне жрецы рассказали, что здесь, под землей, люди часто приходят в экстаз, и у них пробуждается тайное око. Приближение этого мига легко распознать в затрудненном и частом дыхании. Наступает удушье, и горло немеет, только хрип вырывается тенью растаявших слов. Одни отступают в испуге и возвращаются с полпути, другие упорствуют и умирают среди желтых паров голубыми огнями сжигаемой серы. Остальные же сходят с ума.

Я дошел до конца. И увидел такое, что нельзя передать на людском языке. Я вернулся в пещеру и впал в летаргический сон. В этом мертвом, как черные воды, глухом нескончаемом сне и явилась ко мне Эвридика, Витала она в окружении сияний, бледная и нежная, как лунный свет. И слова ее падали в душу мою, прямо в сердце, минуя оглохшие уши.

Трижды хотел ее я поймать, и трижды она ускользала из моих объятий, неуловимая, как тень. Я сердцем услышал звук словно лопнувшей струны, и затем голос, слабый, как дуновение, грустный, как прощальное касание губ, прошептал: «Орфей!»

И я проснулся».

Дельфийские жрецы рассказывали Орфею о встрече Ка со злым кормчим, сидящим в лодке и глядящим всегда назад, и с добрым кормчим, смотрящим прямо в глаза; о суде, где душа держит ответ перед сорока двумя земными судьями; о ее оправдании Тотом и вступлении в преображающее сияние Озириса.

Орфей мучительно старался понять, какая истина прячется в этих рассказах, отделить высокую древнюю мудрость от мифа. «Озирис и Изида знают о том», — отвечали ему греческие жрецы. Кто же были эти боги, о которых жрецы упоминали, приложив к губам палец? Орфей чувствовал, что трепещущее пламя потустороннего мира сожжет его, если он не получит ответа на свои вопросы. И он сел на финикийский корабль, идущий в Мемфис.

Солнце уже закатилось. Над высокими пилонами загородных храмов поднялась огромная медная луна. Длинные тени пальм легли на дорогу. Из пустыни доносился плач шакалов. В воздухе кружились летучие мыши.

Пахло бродильными чанами и подсыхающей тиной каналов.

Орфей подошел к воротам храма. Развязал мешочек с пеплом погребального костра и посыпал голову. Потом разулся и припал грудью к горячей и сухой земле. Она пахла нежной, чуть горьковатой пылью и солнцем.