Михаил Тырин - Тварь непобедимая

...Дверь открыла Ритка. Не сразу, сначала дважды переспросила, кто там. Увидев Гришу, удивленно улыбнулась:

– О, привет! А Вальки нет, пошел в гараж за машиной. Мы сейчас уезжаем.

Она грызла семечки, бросая на Григория любопытные взгляды исподлобья. Словно гадала, зачем он мог прийти. Вид у того был не радостный, стало быть, не счастьем делиться пришел.

– Я его подожду, хорошо?

– Давай проходи.

Она первая вошла на кухню, поддела ногой и вытащила из-под стола табуретку. Сама села у окна с клочком газеты, на котором чернела шелуха от семечек.

– Как дела? Семечек хочешь?

– Спасибо, я сыт.

– Ты все там же, в больнице? Деньги платят?

– Когда как, – пожал плечами Гриша.

Ему неинтересно было об этом разговаривать. Он смотрел на Риту и отмечал новые перемены. Веселая, подвижная девочка в короткий срок превратилась в тяжеловатую торговку с подозрительными быстрыми глазами. Первый вопрос про дела, второй – про деньги. Григорий попробовал представить, о чем пошел бы разговор пять лет назад. Но быстро понял, что все старое необратимо ушло.

– Ты не женился еще? – поинтересовалась Рита.

– Если б женился, позвал бы, – усмехнулся Гриша.

– А чего? У тебя ж была девчонка. Оля, кажется...

– Оксана. Она учится в Москве, ей не до женитьбы. Успеем, короче.

Щелкнул замок, в квартиру влетел наконец Валька.

– О, наше светило явилось! – воскликнул он и тут же переключился на супругу: – Ты еще сидишь? Одевайся быстро, люди ведь ждут!

Ритка поднялась, ушла в комнату.

– Извини, Гриша, уезжаем, – проговорил Валек, перетаскивая в прихожую какие-то тюки из кладовки. – Поможешь донести до лифта? Ты чего пришел, хотел чего-то?

– Да, хотел поговорить, – сказал Гриша, не понимая, чем Валек занят больше – гостем или тюками.

– Чего у тебя?

– Валек, я влетел на деньги. Поцарапал чужой «Опель», теперь требуют оплатить всю машину.

– Так, и что? – Валек даже остановился и посмотрел с опасением – не попросит ли Гриша взаймы.

– Да ничего... Хотел спросить, как поступать мне. Ты с разным народом знаешься и... Ну, в общем, что может быть теперь? Что делать?

– Ну, наверно, надо платить. А дорогая машина?

– Не очень, но просят за нее дорого. А платить мне нечем, ты знаешь.

– Тут надо думать, Гриша. Выкручиваться как-то. Если долгов навешали, лучше не шутить. Ну что, поможешь донести?

Григорий вздохнул с досадой, подхватил пару тюков и вынес в коридор. Валек начал закидывать их в лифт. Потом пришлось внизу переносить их из лифта в машину. Ритка, уже одетая, сидела на переднем сиденье и мусолила свои семечки, независимо поглядывая по сторонам.

– Гриша, извини, надо ехать, – проговорил Валек, плюхаясь за руль. – Опаздываем. Заходи, пивка попьем.

– Да какое, к черту, пивко... – простонал Григорий, но его уже никто не слышал.

Он проводил взглядом машину и направился к остановке. «Нам отказали в помощи, нас не угостили даже чаем, с нами отказались разговаривать, – подвел он итог. – Что ж, пить здесь пивко мне уже не хочется».

Он медленно пошел к остановке. Люди струились по тротуару, глядя исключительно в себя. Ветер бил и рвал их, снежные крупинки отскакивали от кожи, но они шли – неумолимо и однообразно, как заколдованные бронзовые статуи.

Григорий подумал, что с каждым годом люди становятся все тверже. Случайное прикосновение в толпе – как удар камнем о камень. Он и сам превратился в ходячую статую, никому не интересную. И никто, кроме него, не знал, что под бронзовой оболочкой разъедает нутро ядовитая кислота.

В пятницу вечером Кича и Ганс, как водилось, заехали к Мустафе. Он жил в собственном двухэтажном особнячке, который поставил назло общественному мнению в многоэтажном квартале недалеко от центра. Умные люди не советовали этого делать. Дескать, случись что в стране, и народный гнев обрушится из серых пятиэтажек на этот симпатичный дом из красного кирпича. Но Мустафа никого не послушал. Одни говорили – дурак, другие – смелый мужик.

Мустафа любил принимать гостей в своем роскошном жилище, однако дела предпочитал решать в гараже, пристроенном сзади. Кича и Ганс по своему рангу в число гостей никогда не попадали, поэтому ничего, кроме гаража, почти никогда не видели.

Гансу не нравились эти поездки к Мустафе. Обычно они с Кичей подолгу обговаривали вполголоса какие-то свои дела, шелестели деньгами, пахнущими бензином, шашлыками, кожей, духами и еще чем-то, а он стоял, водя взглядом по голым кирпичным стенам.

Не совсем голым. Давным-давно кто-то прицепил на них два ярких плаката. На одном какой-то забытый рок-певец истязал микрофон с таким перекошенным лицом, будто ему в зад сунули горячий паяльник. Второй был попроще. Хорошенькая девочка посреди огромного поля подбрасывала в небо букет. Цветы разлетались широким веером, внизу было написано: «Спасибо тебе, мир!»

Гансу ничего не оставалось, как смотреть на эти плакаты. Хотя он уже знал их наизусть – каждый цветочек у ног девочки, каждую родинку на лице певца. Больше смотреть было не на что.

Иногда он, правда, поглядывал на пыльный «Мустанг», стоящий здесь без движения уже, наверно, несколько лет. Мустафа почему-то совсем не использовал его, предпочитая черную «девяностодевятку» с треснувшим лобовым стеклом.

С «Мустанга» мысли Ганса перекинулись на его будущую машину. Если удастся окучить доктора по-быстрому, то уже скоро он сядет за руль джипа. Сколько, интересно, денег получится выжать, какой процент возьмет себе Кича? Ганса смущало, что он никогда не доставал деньги сам – ему все время давали их как зарплату.

Формально это и была зарплата. Два раза в месяц Ганс приезжал на небольшую автостоянку, где вечно хмурый хозяин выносил ему деньги, завернутые в газету. Все было как бы по закону. Ганс числился здесь начальником охраны. Кича пожертвовал ему эту скромную долю, поскольку серьезного дохода стоянка не давала ни хозяевам, ни «крыше».

– С грачей деньги пока не собрали, они неделю уже не работают, – слышалось бормотание Кичи. – Мини-рынок новый сегодня смотрели. Там пока никто не объявился, но половина палаток – филиалы. Завтра пустим молодняк по лоткам, поглядим, что получится. «Эльдорадо» ничего не заплатило и, наверно, не будет. Они вроде закрываются...

– Пусть платят – потом закрываются, – отвечал Мустафа. – Иначе мы их так закроем... Что с академиком?

– Ребята договорились полякам его продать.

– А немцы?

– Немцы боятся делать по-черному. Они хотят провести это через кадровое агентство, больше на налогах потеряем.

– Хорошо, действуйте сами. Но если прогадаете, пожалеешь. А что там с авторынком?

– Просят подождать еще недельку. Предлагали машинами расплатиться, но на кой хрен мне ихние гнилухи?