Михаил Тырин - Тварь непобедимая

– Мои мальчики умеют очень вкусно готовить рыбу на костре, – сообщила учительница. – Мы каждое лето ходим в экспедиции по аномальным зонам, и они постоянно готовят рыбные блюда. Сейчас посмотрим, где рыба вкуснее...

Ее ладонь нерешительно повисла над набором столовых приборов, разложенных на салфетке.

– Для рыбы – вон та вилка с толстыми зубчиками и нож с круглым кончиком, – любезно подсказал профессор.

– Увы, – улыбнулась учительница, – так далеко мое образование не распространяется. Современной интеллигенции редко может пригодиться знание ресторанного этикета.

– Это очень просто, – с готовностью заговорил Донской. – По краям приборы для холодных закусок, справа к центру – суповая ложка. Нож с зубчиками и деревянной ручкой – это для стейка. Секатор – для ракообразных, а маленькие двузубые вилочки – для улиток. Из труднодоступных мест мясо хорошо доставать резектоскопом, при этом удобно помогать себе анатомическим пинцетом. Рыбу лучше всего разделывать тупым диссектором, а вот вскрывать фаршированные перчики можно корнцангом с косой насадкой. И всегда полезно иметь под рукой дюжину зажимов и кетгутовых петель для остановки кровотечения...

– Симпатичные ребята, правда? – изрек Соломонов.

– Конечно! Мне они сразу понравились.

– И еще одно важное правило, – продолжал Донской. – Если вы случайно перевернули стол или, например, дали официанту в морду – ни в коем случае не извиняйтесь. Извиняться – плебейская привычка...

Донской был настроен веселиться до упора, но его остановила короткая телефонная трель. Он достал из-под пиджака трубку.

– Ну? – Он вдруг нахмурился. – Не понял... Ты хоть трезвый? Да не ори, сейчас разберемся...

Он сложил и убрал телефон обратно.

– Прошу прощения, должен вас покинуть. Маленькие проблемы на работе.

– Что случилось? – тихо спросил Гриша, догадываясь по глазам Донского, что проблемы не такие уж и маленькие.

– Можешь поехать со мной, – так же тихо ответил Донской.

– Нужна помощь? – поинтересовался Соломонов.

– Нет, Игорь Эдуардович, отдыхайте спокойно. А вот Григория я заберу, с вашего позволения.

– Костя звонил, – сообщил он, когда «Мерседес» уже мчался по темным улицам к клинике. – Говорит какую-то чушь, я даже не знаю, как передать.

– А в двух словах?

– Двумя словами не обойдешься... Что-то не то в гальваническом зале. Говорит про какую-то собаку... Слушай, я лучше помолчу, сейчас все увидим.

Костя-стоматолог встречал их чуть ли не на крыльце. На нем лица не было. Когда он пытался говорить, его губы тряслись.

– Что? Объясни толком?! – добивался Донской по пути во флигель. Он и сам был уже порядочно напуган. Трудно было придумать, что может довести человека до такого состояния.

– Я зашел, хотел молочные зубы удалить... поднял сетку, а там... Сначала подумал, собака в бак попала или кошка... А потом посмотрел...

Он так и не смог объяснить, что он увидел в ванне.

– Главный в курсе? – спросил Донской, уже понимая, что лучше все увидеть самому.

– Его сейчас ищут. Он днем улетел в Данию. Мобильник не отвечает...

Наконец все трое оказались в гальваническом зале. Здесь были двое дежурных – таких же напуганных и изумленных.

– Вот здесь. – Они показали на одну из ванн. Кто-то коснулся кнопки на пульте, заурчал моторчик, поднимая из электролита тело пациента.

Желто-розовая слизь медленно стекала и падала обратно в ванну. И чем меньше ее оставалось на теле пациента, чем больше обнажалось его плоское волосатое туловище, вытянутая голова, покрытые шипами конечности, тем яснее становилось – это не человек.

Над столом в зале консилиумов клубилось душное молчание. Персонал тихо сидел на своих крутящихся стульях, стараясь не встречаться взглядами.

– Я хочу знать, – медленно проговорил Шамановский, – почему это произошло.

Никто не чувствовал себя виноватым, хотя виноватые, наверно, должны были найтись. Не страх, а скорее растерянность царила в клинике с той ночи, как из гальванической ванны было поднято нечто, мало похожее на человека. Еще никогда в «Золотом роднике» не случалось подобного прокола.

Весть среди врачей разнеслась быстро, и уже не было смысла что-то скрывать. Тем не менее на следующий день о происшествии говорили вполголоса. Перешептывались, удивленно и беспомощно разводили руками, пожимали плечами. Ждали приезда Шамановского. Надеялись, что он скажет, как понять случившееся.

Но и он не внес ясности.

– У этого должно быть объяснение, – продолжал главный, – и мы его найдем. Иначе весь наш хваленый профессионализм гроша ломаного не стоит.

Сотрудники молчали. Никто и не пытался защитить свой профессионализм. Всем было не до амбиций.

– Мы должны найти причину. Должна быть конкретная причина: хромосомный сбой, загрязнение материала, подмена образцов – что это? И как это могло случиться – халатность, вредительство? У меня нет ни одной версии, поэтому я готов услышать любую. Любую!

Ближе к главному особнячком сидели генетики. Один из них смущенно кашлянул.

– Конечно, сбои были, – произнес он. – Но такие же, как и у других пациентов, в пределах нормы. Ничего необычного...

– Ничего необычного? – переспросил Шамановский, прожигая генетика взглядом. – Ты видел? Ты заглядывал в ванну? Ты считаешь, это – в пределах нормы?

– Все сбои зафиксированы в документах, – осторожно, но уверенно сказал генетик, снова маскируя свое смущение кашлем. – Там действительно ничего необычного...

– Да, знаю, – остыл главный. Он пошевелил на столе папки с отчетами. – Этого мало. Нужно проанализировать каждый сбой. Нужно сопоставить все отклонения друг с другом, сравнить... Кто вынашивал пациента? Кстати, кто пациент?

На дальнем конце стола поднялся терапевт.

– Пациент – Иван Сергеевич Луков, шестьдесят три года. Доставлен с кардиогенным шоком на фоне гипертонического криза первого типа. Вскрытие не делалось, поскольку...

– Что у него в больничной карте? – прервал Шамановский.

– Вот тут – странности, – замялся терапевт. – Карта почти чистая. Видимо, дубликат. Судя по всему, пациент недавно в городе и здесь завел новую карту.

– Значит, информации о нем – ноль, – вздохнул главный. – Тоже повод задуматься. Так кто его вынашивал?

– Софи, – раздался негромкий голос. – Тело не сохранилось.

– Софи... – повторил Шамановский. – Неужели ничего не было? Может, какие-то болячки, отклонения, может, обкалывали по нестандартной программе? Хотя... – Он тронул папки, где была подробно расписана программа ухода за животным.

И снова повисло молчание.

– Ну что? – Главный сощурил глаза. – Никто ничего не помнит? Я не верю, что это произошло само по себе, – так и знайте! Где-то должен был остаться след. Сколько было неудачных имплантаций?