Михаил Тырин - Грехи ночного неба

«Скорая» прибыла первой. Утомленный врач – мужчина лет тридцати – долго осматривал бесчувственное Пашкино тело, а потом начал задавать воспитательнице вопросы: не мог ли Пашка простудиться или отравиться чем-то. Еще он порекомендовал походить по палатам и посмотреть, все ли в порядке с другими детьми. Виктор и Олег, которые давно проснулись и со страхом наблюдали за происходящим, вызвались сделать это.

– Что с ним?! – в отчаянии воскликнула воспитательница. – Объясните, чем он болен?

– Сам ничего не понимаю, – раздраженно ответил врач. – Какая-то сплошная аномалия, у него все ни к черту: и температура, и пульс, и давление... Между нами, здорово похоже на абстинентный синдром у наркомана.

– О, господи... – вздохнула женщина.

– Что, «господи»! Лучше вспомните, что было сегодня, от чего он мог заболеть?

Воспитательница начала вспоминать фильм, занятия, игры – самые обычные эпизоды из детдомовской жизни, которые вряд ли могли так отразиться на самочувствии мальчика.

– Еще у него была ссора с ребятами из старшей группы, – добавила она.

– Ссора?

– Да. Как раз перед сном. У него отобрали и сломали какую-то игрушку, мне показалось, транзисторный приемник. Он очень сильно переживал, буквально до истерики...

– А вы не заметили, там, в этой игрушке, не было каких-то ампул или таблеток?

– Вы что, всерьез думаете, что он наркоман? Такой маленький?

– Маленький... Вы многого не знаете.

– Нет... Я думаю, это исключено.

– Ладно. Не будем тратить время на пустые разговоры. Мальчишку мы увозим. Там ему сделают экспресс-анализ и положат под кислород или капельницу – не знаю, что они там решат.

– Под капельницу... – едва слышно повторила воспитательница.

Пашку увезли. А наутро Альбина Сергеевна собрала в кабинете директора экстренное совещание.

– Я звонила на станцию «Скорой помощи», мне сказали, что Павлик пришел в сознание, хотя ему по-прежнему очень плохо.

– Так что с ним? – поинтересовался директор.

– Никто ничего не понимает. Врачи склоняются к мысли, что это... Э-э... Как они сказали, гипертрофированная истерическая реакция на стресс. Я не ручаюсь за точность терминов, но смысл, надеюсь, вы поняли.

– Его надолго там оставят? – спросила Нина Ивановна.

– Вряд ли. Говорят, к вечеру все нормализуется, если, конечно, не определят какое-то другое заболевание.

– Ну так что? – вяло спросил директор. Ему хотелось, чтобы завуч поскорее закончила эту планерку, которую на самом деле должен был вести он сам.

– Если подтвердится версия об этой самой истерической реакции, то, я думаю, у нас появятся все основания отправить мальчика на психиатрическую экспертизу. Ведь согласитесь, это странно – из-за какого-то дешевого приемника такой... такая истерика.

– А может, эта была его единственная ценная вещь, – возразила Нина Ивановна. – Может, подарок какого-то любимого человека.

Альбина Сергеевна насмешливо взглянула на молодую воспитательницу.

– Да нет у него любимых людей, – сказала она, убрав с губ улыбку. – Нет ни единого.

После того как ушла боль, Пашка находился в растерянности. Это стало его основным состоянием в последние дни. Жизнь не просто потеряла смысл, она окончилась, оставив догорать лишь свое жалкое подобие, медленный призрак движения и развития.

Пашка почти ни о чем не думал – все казалось мелким, не заслуживающим размышлений. И едва лишь рождалась какая-то мысль, она сводилась к одному – все потеряно...

Мальчик стоял у окна и смотрел во двор психиатрической лечебницы. Одноэтажный детский корпус был окружен легким забором, через который он мог наблюдать гуляющих пациентов.

А сегодня он увидел рядом с забором двух уродливых старух. Одна сидела на корточках и подносила горящие спички к груде битых кирпичей, припорошенных снегом. Вторая громко смеялась над ней.

– Ты что, дура?! Они ж не горят!

У этих жалких существ были спички, были кирпичи, были темы для никчемных разговоров. У Пашки не было ничего.

Скрипнула дверь, к нему вошла пожилая медсестра.

– Пойдем, Павлуша, к доктору.

Сейчас начнется то, что уже было несколько раз. Ему будут показывать бесформенные пятна на бумажных прямоугольниках, задавать странные вопросы, заставлять раскладывать цветные карточки... Доктор был седым и добрым, хотя иногда очень насмешливым.

– Садись, Павлик, – приветливо сказал он. – Сегодня мы будем играть в образы. Знаешь такую игру: я говорю слово, а ты – другое, первое, что пришло на ум? Допустим, я говорю – дом, а ты – труба. Потому, что на доме стоит труба. Понимаешь?

– Понимаю, – равнодушно ответил Пашка.

– Ну, тогда начнем. – Доктор придвинул к себе какие-то бумажки. – Стол!

– Еда.

– Так, хорошо. Стена.

– Холод.

– Хм... Ночь.

– Дорога.

– Вода.

– Лед.

– Рельсы.

– Кровь.

– Что? Интересно... Небо!

– Покровит... – Два чугунных молота рассекли воздух и ударили Пашку по вискам. Он схватился руками за голову и согнулся.

– Что? Что с тобой?! – доктор вскочил со стула.

Боль отпустила. Пашка заметил, что кончики его пальцев начали дрожать.

В следующее мгновение он понял причину – он едва не выдал тайну, и моментально сработал запрет, введенный в мозг доктором Крабом. Какое счастье, что вожди «Покровителя» предусмотрели подобный случай. Пашка не смог бы простить себе такой страшной ошибки.

– Небо, – осторожно напомнил врач, не отрывая взгляда от побелевшего Пашкиного лица.

– Звезды, – выдавил мальчик.

– Хорошо. На сегодня достаточно.

Пашка вернулся в комнату и подошел к своему окну. Старухи со спичками уже ушли.

Мальчик вдруг вспомнил про Серегу. Его поразил поступок друга, когда тот бросился на Суслика. Зачем он это сделал? Ведь Альбина обещала отлучить его от секции...

Пашка не понимал. Ему было бы легко списать все на предрассудки, но он боялся применять к Сереге это окончательное, похожее на приговор слово.

Первое время Пашку беспокоило, что вместе с приемником раскроется и тайна «Покровителя». Но потом он успокоился. Обломки никого не интересовали. Сам же он тщательно собрал их и спрятал за батареей в своей комнате. Выбросить или уничтожить их почему-то не поднималась рука.

На улице темнело. Пашка выдвинул ящик тумбочки и достал приемник. Но не тот, конечно, что дали ему на «Покровителе», а другой, подаренный Ниной Ивановной. Это был обычный дешевый транзистор, воспитательница выпросила его у своего младшего брата и подарила Пашке, чтобы тот успокоился. Почему-то от этого ему действительно стало легче дышать в этом мире...

«...на часах студии уже восемь, и вы плывете на волнах нашей радиостанции, – услышал Пашка далекий голос диктора. – И если кто-то коротает этот вечер вдвоем, то пусть наша музыка сделает их еще ближе и роднее. А сейчас новая песня – Илья из Воронежа дарит ее Татьяне из Калуги, с которой не виделся уже несколько лет...»