Кирилл Бенедиктов - Штормовое предупреждение (Сборник)

Потом наступила ночь. При лунном свете пейзаж, окружавший меня, выглядел еще более нереальным. Только звуки вернулись — шумела внизу река, выл ветер. Я сидел возле небольшого костерка и глядел на амфитеатр. Туман, шевелившийся на его дне, стал голубовато-жемчужным. Тени от полуразрушенных ворот протянулись к самой моей палатке…

Он замолчал, и я вдруг отчетливо понял, что вижу перед собой не стол с двумя бутылками и тарелкой икры, а черные скалы, залитые серебряным светом, неясные очертания развалин вдалеке и — очень четко — металлический колышек палатки, вбитый в расщелину в камне в полуметре от моей ноги. Видение было настолько реальным, что я невольно протянул руку в направлении колышка. Пальцы уткнулись в ножку стола, и я очнулся.

— Как вы это делаете? — спросил я, чувствуя, что голос у меня сел и звучит неуверенно. — НЛП? Гипноз?

Он улыбнулся и отправил в рот еще один ломтик лимона, перепачканный черными пятнами икры.

— Магия, — в голосе его не было иронии, и это никак не сочеталось с усмешкой. — Что же еще? Вам понравилось? Хотите посмотреть еще?

Я сглотнул слюну.

— Нет. Рассказывайте дальше.

— На следующий день я начал готовиться к спуску. Забавно, но я с самого начала настолько доверял Вальверде, что даже не особенно удивился, увидев амфитеатр. Теперь то же самое доверие вынуждало меня принять определенные меры предосторожности — ведь что-то, таившееся в глубине загадочного сооружения, чуть было не погубило испанца. Я по-прежнему считал, что все дело в свойствах тумана, хотя опыт, проведенный накануне, как будто свидетельствовал против этого. Однако эти свойства могли проявляться только при большой концентрации газа, на нижних ярусах. Поэтому я сразу же надел противогаз, к неудовольствию своему обнаружив, что его толстое стекло здорово мешает обзору. Кроме того, я обвязал себя вокруг пояса крепкой веревкой — на тот случай, если я заблужусь в подземельях. Другой конец я примотал к полуразрушенной колонне у входа в амфитеатр. На шею я повесил фонарь, через плечо — видеокамеру, в руке держал винтовку. Замечательное зрелище. Он усмехнулся прежней жесткой усмешкой.

— На самом деле я предусмотрел не все и упустил самое главное.

Я воспользовался паузой и плеснул себе в бокал немного виски из принесенной им бутылки.

— Вальверде спасся потому, что у него был меч. А у меня не было даже ножа.

— Вы хотите сказать, что с вами произошло то же самое?..

— Терпение, старина. Кстати, вы еще не передумали насчет икры? Очень хочется показать вам маленький фокус… Ну так как?

— Ладно, — сказал я. — Только не тяните, у каждого слушателя есть своя точка кипения.

Я взял лимонный кружок и осторожно намазал его черной икрой. Откусил кусочек, прожевал. Вкус был совсем не плох. Я потянулся за бокалом.

— Дело в том, что лимон с икрой считается идеальной закуской для коньяка, — поучающим тоном заметил клиент. — Виски в данном случае совсем не подходит, а точнее, не соответствует стилю. И хотя вы нарушили последовательность и запиваете закуску, вместо того, чтобы делать наоборот…

Я сделал глоток. В тот момент, когда напиток обжег горло и скользнул в пищевод, мне стало ясно, что это не виски. Я ошеломленно уставился на свой бокал — вроде бы тот же самый. Отхлебнул еще немного, покатал во рту. Коньяк. Крепкий, хорошо выдержанный «Remy Martin» с присущей этому напитку грубоватой дубовой терпкостью и специфическим ароматом. Показалось — или действительно? — где-то среди слоев многосложного букета просочился горьковатый вкус миндаля.

На мгновение меня словно парализовало. На протяжении всего нашего разговора я контролировал ситуацию на сто процентов — иначе невозможно на ликвидации. Я не выпускал из своего поля зрения ни бутылку, ни бокал. Клиент не мог подменить бокалы!..

А если — мог? Если я выпил предназначенный ему коньяк? И привкус миндаля не почудился мне?

Вспотели ладони, бешено заколотилось сердце. Что это, страх или сердцебиение, вызванное действием метацианида? Понимая, что перестаю держать себя в руках, я хрипло спросил:

— Вы подменили бокалы?…

— Разумеется, нет, — спокойно ответил клиент. — Но коньяк поможет поверить в то, что кажется невероятным…

— Как у вас получилось?…

— Сейчас поймете. Я подхожу к заключительному этапу своей истории. Ну, ну, приятель, успокойтесь, вы же не отравы какой хватили, а приличного коньяку… Итак, я продолжаю.

Пребывая в полной прострации, я вновь потянулся за бутылкой и наполнил свой бокал. На мгновение мне пришло в голову, что я стал жертвой розыгрыша и в бутылке изначально был коньяк. Увы — первый же глоток окончательно избавил меня от иллюзий. В следующее мгновение я увидел перед собой бледное лицо, широко открытые глаза с плавающими зрачками и узкую кисть, сжимавшую бокал с желтоватой жидкостью. За спиной у бледного человека была оплетенная искусственными растениями решетчатая стена кабинки, хотя еще секунду назад в поле моего зрения находилась стойка и часть зала. Человек, чье лицо казалось мне невероятно знакомым, застыл в неестественной позе манекена, нелепо наклонив голову. Я протянул руку — манжет рубашки был расстегнут, обнажая шрамы на запястье, — и потрепал его по щеке.

— Эй, дружище, вы, кажется, хотели услышать окончание истории?..

… С величайшими предосторожностями я спустился на три яруса. Возможно, вы помните, что именно в третьем ярусе Вальверде и Пилью увидели золотые плиты — то есть, следуя логике документа, стали жертвами чар. Со мной ничего подобного не происходило. Я шел совершенно спокойно, внимательно разглядывая барельефы. Туман был не очень плотным и позволял это делать. Изображения, покрывавшие стены снизу доверху в несколько рядов, нисколько не напоминали стилизованные росписи инков — скорее, их авторами могли бы быть древние египтяне, если бы они когда-либо жили в Южной Америке. На них в определенной, хотя и сложной, последовательности изображалось путешествие некоего человека — знаете эти рисунки из Книги Мертвых? — переживающего целый ряд необычных, иногда пугающих трансформаций. Человек этот, на голову выше окружавших его звероголовых существ, переходил из покоя в покой, поднимался и спускался по спиралевидным лестницам, звероголовые клали его на длинные каменные столы, облачали в пелены, как мумию, купали в бассейнах… При этом какие-то мельчайшие, неуловимые детали намекали, что, в отличие от героев египетских погребальных росписей, человек этот был жив. От картины к картине он менялся, то ли становясь больше и объемнее, то ли просто меняя очертания. В конце концов я понял, что его ждало превращение в некую иную форму существования и что эта трансформация будет показана на барельефах нижних ярусов. В этот момент мне показалось чрезвычайно неудобным рассматривать изображения через стекло противогаза — и стоило этой мысли только мелькнуть у меня в мозгу, как противогаз оказался у меня в руке!