Егор Фомин - Лестинца

- А кто его знает, как оно бывает? - уже тише ответил Итернир, - не могу я больше. Сил моих нет. Да и нога...

- Ничего, - положил ему руку на плечо Ригг, - дойдем. Дойдем. Обязательно. Как же иначе?

Солнце начало клониться к закату, а унынию однообразной равнины все не было конца. Все тянулась кругом бурая земля, и все так же хрустела под ногами корка такыра.

Солнцу оставалось до кромки горизонта пять ладоней, как Ригг остановился, напряженно вслушиваясь.

- Ты что? - удивленно наткнулся на него Итернир.

Тот отмахнул рукой, требуя тишины.

Все остановились, пытаясь услышать. С шорохом упало несколько песчинок в часах Времени, и Ланс неохотно перехватил свое копье наперевес.

А спустя несколько мгновений и остальные услышали нестройный гул. Даже не гул, но множественный шорох.

- Что это? - вытягивая меч из ножен, спросил Кан-Тун.

Никто не успел ответить, как кромка горизонта со всех сторон, неровной каймой окрасилась в еще более бурый цвет, чем земля.

- Бежим! - взвизгнул Итернир, дернувшись в сторону.

Он суетливо вывернул костыль и, споткнувшись о него, упал.

- Надо идти, - сосредоточенно проговорил принц, пока Крын помогал Итерниру вставать, - может быть и пройдем.

Они торопливо зашагали дальше. Увлекая слабо сопротивляющегося Итернира. Навстречу нарастающей бурой массе.

Та все близилась, распадаясь на отдельные ручейки и потоки, пока не удалось разглядеть, что вся она состоит из множества тел.

Крысы.

В холке ростом с колено человека. С клыками собак.

Настолько злобные, что когда две из них случайно задевали друг друга, то лилась кровь. И раненных тут же добивали другие.

- Это конец! - истошно закричал Итернир, - надо бежать.

- Поздно, - уронил Ланс.

- Я иду назад, - решительно повернул Итернир, и суетливо заковылял прочь.

- Стой! - резко выкрикнул принц, - нет пути назад. Пойдем.

Он обхватил его рукой, хотя тот отчаянно вырывался.

- Я не хочу погибать на этой проклятой богами Лестнице! кричал он, - отпусти! Я вернусь домой.

- Лестница убьет тебя, если ты повернешь! - крикнул в его лицо Кан-Тун, - потому, что ты будешь один! Надо идти вперед. Давай, мы пробьемся.

И он потащил его к остальным.

Прошли еще несколько шагов, и Ригг сдернул с плеча лук, мгновенно натягивая тетиву. И только первые крысы подошли на расстояние выстрела, как с гудением тетивы сорвалась первая стрела. За ней вторая, третья. И каждая нашла цель.

Полсотни мертвых крыс. И копошащийся дерущийся вал над ними.

Прошли еще немного, но крысы со всех сторон стремились к ним. Нестройными потоками рекой лились по бурой земле.

Едва только спутники успели встать в круг, спиной к спине, как масса темно-бурых тел захлестнула их.

Крысы стремились убить. Взбегали по спинам сородичей и в отчаянном прыжке пытались достать ненавистных людей. Их отшвыривала сталь, но все новые лезли вверх.

Копье Ланса быстро засело в одном из тел врага, и теперь он сеял смерть своим широким мечом. И пока ни одна из крыс не смогла оставить на нем даже царапины.

Тонкий меч принца, только мешал, постоянно скрываясь под грудой тел, и вот в его руках лишь усыпанный драгоценными камнями кинжал.

Хуже всех приходилось Крыну, с его топором, слишком тяжелым для легких и быстрых тел, и его руки, грудь и ноги быстро покрылись кровоточащими царапинами.

Солнце опустилось на ладонь, а крысы все прибывали и прибывали. Под ногами стало скользко от крови, а перед спутниками громоздились звериные тела. Хотя охочие до крови живые крысы постоянно оттаскивали убитых, устраивая драки за каплю крови.

Этому не было конца.

- Ланс, - набравшись духу, выдохнул Кан-Тун, - нельзя стоять! Надо пробиваться!

И Ланс тяжело пошел вперед. Широкими, но удивительно точными ударами расчищая дорогу. За ним шли Крын, поддерживая Итернира, и Кан-Тун с Риггом, прикрывая спины.

Крысы, казалось, разъярились еще больше. Дико вереща, бросались в горло и вцеплялись в ноги. Их было безысходно много.

Уже никто не мог посмотреть на солнце. И никто не мог говорить. Время, потраченное на слово, могло стоить жизни. Был лишь скользкий от крови эфес и бурая масса перед глазами, стремительная, как сама жизнь. Была лишь боль во множестве порезов и царапин и неровная земля под ногами.

Была усталость в руках, которых заставляли двигаться быстрее, чем они способны, и был страх не успеть ответить на очередной стремительный бросок. Промахнуться лишь один раз, и дать не промахнуться врагу. А затем множество бурых тел утащат тебя в бурую массу, где еще живого будут долго рвать на куски.

Никто уже не знал, как долго они шли. И в верную ли сторону. Нельзя было остановиться, нельзя было передохнуть.

Кругом были лишь тонкие клыки и острые когти.

И было лишь желание идти вперед. Не останавливаясь. Идти вместе, постоянно убивая тех, кто бросался на спину спутника.

И они далеко не сразу осознали, что под ногами уже молочно белые ступени.

А крысы все лезли вперед. Лезли, постоянно срываясь с края в бездну. Медленно они отступали вверх, отбиваясь.

Пятились, постоянно боясь споткнуться, о ступени, становящиеся все выше. Лестница сужалась, и вот уже трое прикрывали Крына и Итернира от крыс, потом двое и, наконец, натиск яростного потока сдерживал один лишь Ланс.

Они отступали все выше и выше, и Ригг порой сменял Ланса, а того сменял Крын или принц, но бурый поток не иссякал.

Но так не могло продолжаться вечно. Они устанут. Они всего лишь измотанные люди на пороге ночи.

- Идите! - прохрипел вдруг Ланс, - уходите.

- А как ты? - удивился принц.

- Меня никто не ждет!

Он яростным взглядом, утратившим бесстрастность, и ставшим вдруг при этом по-отечески теплым, резанул по их глазам, и погрузился в омут боя.

Еще просил Ригг, говорил Крын, но ветеран оставался непреклонен.

Вчетвером шли вверх. И это было непривычно. Это было неправильно. Чтобы пройти вверх, впервые должен был остаться кто-то из них, и это противоречило тому, что, как им казалось, они поняли из уст Лестницы.

Им было тяжело идти, осознавая цену этой ступени. Даже принцу, даже Итерниру.

Более других сокрушался Ригг, и постоянно порывался идти вниз, но постоянно его одергивал твердый приказ Кан-Туна.

Они даже желали, чтобы пришел холод. Чтобы иссохла глотка.

Желали почувствовать, как немеют от холода, а не от усталости руки.

Но холод не пришел.

Даже ступени не стали такими же узкими и высокими, как обычно.

Они шли и шли.

Ночь давно окутала все непроглядной тьмой, лишь белел в сумерках звезд белый перламутр Лестницы.

Усталость наваливалась на тяжелым грузом. Слипались веки. В голове шумел ветер, и звенела пустота, но нельзя было присесть и отдохнуть. Лестница слишком узка.