Георгий Гуревич - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 19

— Таков был закон жизни?..

— Таков, таков! Я, что ли, его установил? Жил согласно, как все. Таких людей, хотите, мог бы уличить, так высоко стоящих…

— Все одинаково черненькие, так?

— Кто к власти прикоснулся, те, почитай, все.

— И раз все виновны, значит, никто не виновен. Кажется, это уже четвертая ваша истина? Только и здесь неувязка, Фаддей Бенедиктович. Большинство ваших современников доносы ненавидели, взяток не брали, лжи и угодничества не терпели. Не оттого ли общественное мнение и презирало вас, что вы воплощали в себе и то, и другое, и третье?

— Боже мой, я-то при чем?! Как свыше предписано было, так я и жил. Если пастух не туда ведет стадо, то разве ягненок в ответе?

— Но вы-то были сторожевым псом. В уме вам не откажешь, многое хорошо понимали, только превыше всего была для вас выгода.

— Что ж с того? Лишь праведников не интересует выгода, однако бог создал людей такими, что праведников среди нас немного. Велика ли тут моя вина? Соблазнов не избежал, грешен. Сам царь лгал о событиях декабрьского возмущения, я не святей царя. Доносы были поощряемы — не я, так другой… Что допускалось, то делал, а чего не допускалось, того не совершал. Кругом взятки брали, и я брал. Пусть многогрешен! Зато не жил в праздности, как многие, мысли имел, труд уважал, написал девять томов сочинений. Неужели эта чаша весов не перевесит? Святой Петр трижды предавал Христа, покаялся и был возведен в апостолы. Мое же раскаяние не слабей.

— Не видно его что-то, Фаддей Бенедиктович. Ваше раскаяние больше на оправдание и торговлю похоже.

— Клянусь, в мыслях того не было! — Что-то лихорадочно прорвалось в словах Булгарина. Он взвинченно озирался. — Чем, чем могу доказать свою искренность?!

— В Третьем отделении вы, однако, не утруждали себя поисками, — едко усмехнулся Игорь. — Напомнить?

— Сего мало! — впиваясь взглядом в эту усмешку, вскричал Булгарин. Должен со всей душой, по-нашему, по-христиански…

Внезапно он сложился втрое и, прежде чем кто-нибудь осознал смысл его движения, уже был на коленях.

— Как оплошавшее дите стою перед вами многогрешен!

Все так и застыли, лишь кто-то, подавленно вскрикнув, закрыл лицо руками. Постыдней и хуже вида упавшего на колени старика, его с дрожью простертых рук была та поспешная готовность, с которой он это проделал. Никто не допускал возможности такой развязки от одной лишь видимости намека на ее желанность. Но намек-то вышел не кажущийся… И во всем этом была своя страшная логика, ибо за ней стояла многоопытность холопа, который чутко улавливает окрик и точно знает, когда можно пререкаться, а когда следует униженно себя растоптать.

Смотреть на это было так омерзительно, думать о своей тут вине так нестерпимо, что Игорь с белым от ужаса лицом первым метнулся к пульту, вырвал его из сомлевших рук товарища. Все погасло с коротким, прозвучавшим, как пистолетный выстрел, щелчком. Исчезла обстановка девятнадцатого века, исчез и Булгарин. Но и оставшись наедине со своим временем, все молчали, не смея поднять глаз; как будто рядом еще находился жуткий призрак.

— …Дело в том, доктор, что последнее время я стал бояться автомобилей.

Психиатр оторвался от карточек, выпрямился, снял очки и посмотрел на посетителя. Мужчина лет пятидесяти семи — пятидесяти восьми, ссутулившись, сидел на краешке стула, сцепив ка острых коленях кисти рук, — весь какой-то обмякший, усталый, — и видно было, что ему очень неловко сидеть вот так посреди комнаты, такой чистой и светлой, в своем поношенном костюме, сидеть, как на каком-то странном экзамене, когда экзаменатор еще ничего не знает, а он, хотя уже и о многом догадывается, но старается отвечать коротко, односложно, чтобы у того, сидящего за столом, не сложилось мнение о его полной безнадежности.

— Простите… что вы сказали?

— Последнее время я стал бояться автомобилей…

МАЗ с трейлером на прицепе врезался в «Волгу», когда она неожиданно вынырнула из-за рефрижератора, стоящего на обочине трассы. Удар пришелся левым передним колесом МАЗа в дверцу водителя, и «Волга» мгновенно сплющилась. Водитель МАЗа потерял сознание, и сцепившиеся машины слетели с полотна дороги в кювет, едва не задев рефрижератор. Бульдозер сорвался с трейлера и завалился на бок.

Всего лишь миг… и проезжая часть снова свободна, как несколько секунд назад, но теперь ока уже не та, да и все теперь не то, воздух, пыльная трава на обочине, само пространство — все изменилось, стало другим, настороженным, сжатым, враждебным…

Психиатр достал носовой платок и стал протирать стекла очков.

— Все мы в той или иной степени боимся автомобилей… Страх — одна из защитных реакций организма. — Он понимал, что говорит словами учебника, но нужно было что-то говорить, чтобы не затянулась пауза, пока он будет обдумывать не совсем обычное сообщение посетителя. — Если бы люди потеряли чувство страха, вернее, инстинкта самосохранения, человечество давно бы перестало существовать.

Посетитель нервно хрустнул костяшками худых рук.

— Все это я понимаю, доктор, но… видите ли… у меня совсем не то, о чем вы говорите…

— Вы хотите сказать, что у вас чувство страха больше нормы?

Посетитель поднял голову и впервые посмотрел в глаза психиатру.

— Нормы?.. О какой норме может быть речь, когда я боюсь даже стоящего на месте… даже неисправного автомобиля!

Первым к месту аварии подбежал водитель рефрижератора, затем несколько человек с птицефермы, расположенной метрах в двухстах от дороги. Кто-то из них побежал звонить по телефону, но «скорая помощь» вряд ли кому здесь требовалась… Водитель «Волги» был буквально спрессован между дверцей и сиденьем, мужчина в сером костюме непонятно как оказался под колесами трейлера, а на двух женщин и мальчика лет десяти старались не смотреть…

— Да, доктор, я испытываю необъяснимый страх при виде любого автомобиля, трактора и даже мотоцикла…

— Продолжайте, пожалуйста.

— Я не могу объяснить причины этого страха… Я не боюсь, например, что меня задавят, а просто испытываю страх… страх в чистом виде…

Психиатр продолжал машинально протирать стекла очков.

— Послушайте, доктор, — продолжал посетитель, — вам что-нибудь известно об автофобии?

Почти одновременно подъехали «скорая помощь» и милицейская «Волга». С обеих сторон от рефрижератора выстроились две длинные очереди машин. Подходили водители, пассажиры, работники птицефермы, подходили и молча становились на границе невидимой окружности, в центре которой два лейтенанта производили замеры и фотографировали место происшествия, а работники «скорой помощи» осматривали погибших.