Кубанский Г. - Мир приключений 1964

К ночи трал поднял почти полтонны рыбы. Это уже был улов. Хоть и небольшой, но улов. Радость живо облетела траулер. Свободные от вахты рыбаки высыпали на палубу, ждали нового подъема.

Напряженную тишину разрядил возглас Фатьяныча:

— Рыба!

С палубы ему ответил сдержанный говор. Матросы словно боялись спугнуть рыбу.

А сверху, с невидимого в темноте открытого крыла ходовой рубки, подтверждая сорвавшийся у тралмейстера возглас, прозвучал голос капитана:

— Боцман! Поставить второй рыбодел.

Палуба ожила, зашумела.

Стол еще только закрепляли, а рыбаки уже пристраивали возле него решетчатые подножья, пробовали на ноготь лезвия ножей и ожесточенно правили их о жесткие проолифленные рукава роконов. Кто-то стучал рукояткой ножа по столешнице и радостно, во весь голос кричал:

— Рыбы! Рыбы!

Оборвал расшумевшихся рыбаков строгий окрик капитана:

— Базар на палубе! Базар!

В легких синеватых отсветах проворно скользили темные тени — вахта спускала трал. Ивану Кузьмичу хотелось не мешкая проверить: случайный это был подъем или же “Ялта”, по рыбацкому выражению, “оседлала косяк”?

Из негромкого шума возле рыбодела выделился глухой бас Корнея Савельича:

— Внимание, товарищи! Первая вахта объявляет себя ударной фронтовой вахтой и берет обязательство шкерить не менее чем по три рыбы с половиной в минуту на человека.

Ответом ему был дружный смех работающих за вторым столом. Удивили! Ударнички! Три рыбины в минуту! С половинкой! Новички и те шкерили по пять. А тут… фронтовики!

— Разрешите считать ваш смех ответом на вызов первой вахты? — спросил Корней Савельич.

Смех оборвался. Лишь сейчас рыбаки заметили, как медленны и неточны их движения. Три рыбы в минуту? Оскорбительная норма!

Выручил их голос капитана:

— Вира трал!

Первая вахта воткнула ножи в столешницу и, готовясь к подъему, заняла свои места у лебедки и траловых дуг.

На этот раз радость на палубе перешла в ликование. Улов был настоящий. Почти две тонны. И чистый. Одна треска. Теперь уже сомнений быть не могло: “Ялта” на косяке.

И, словно утверждая общую радость, капитан приказал:

— Боцман! Поставить третий рыбодел.

Рыбы на палубе было достаточно. Пора бы свернуть трал и обратить все силы на обработку улова. Так думала команда, но не капитан. Иван Кузьмич тралил сейчас очень недолго — всего по двадцать минут, хотя это и отрывало вахту от рыбодела, снижало выработку. Заваливать палубу рыбой не следовало. Прихватит ее морозцем, потом возись, оттаивай кипятком. В то же время надо было выяснить, насколько велик косяк?

К концу вахты Иван Кузьмич спустился в трюм. Осмотрел заполненные первой рыбой чердаки. Озабоченность его усилилась. На трех столах обработали трески меньше, чем делали при свете прожекторов на одном. Плохо. И вовсе грустно стало, когда Корней Савельич объявил, что первая вахта не выполнила обязательства.

В ответ прозвучал чей-то протяжный свист. И только. Ни смеха, ни шуток.

Час проходил за часом. Обработка улова в темноте явно не ладилась. И поторапливать матросов ни Иван Кузьмич, ни Корней Савельич не рисковали. Спешка не быстрота. Долго ли в темноте промахнуться, ударить тяжелым головорубом по руке или полоснуть ножом по пальцам?

За минувшие дни Иван Кузьмич успел присмотреться к первой вахте. Матросы сработались быстро. Малыш подавал рыбу. Оська отсекал у трески головы. Быков шкерил ровно, с выработанной десятилетиями автоматической точностью. Легко, без заметного напряжения работал и Марушко. Так было днем, при свете. Зато в темноте первая вахта быстро скатывалась на последнее место.

Иван Кузьмич оставил в рубке Анциферова, а сам спустился по отвесному трапу в сырой трюм.

Остановился он у желоба первой вахты. Перехватывая скользящую сверху выпотрошенную рыбу, капитан внимательно осматривал ее и отбрасывал засольщикам.

Спустя десять минут все, что делалось наверху, стало ясно. И все же Иван Кузьмич решил проверить свои наблюдения.

— Чей это разрез? — Он показал Терентьеву крупную треску.

— Быкова работа, — ответил засольщик и охотно пояснил: — Старик сперва прижмет рыбину к столешнице. Брюшко натянется. Острым ножом чуть провел — и порядок. Разрез как по ниточке. А вот работенка его напарника. Разрез волнистый. С краю кожа, можно считать, прорвана. Почему? Нож тупой. Вот и выработка у него новичковая. На две быковских рыбины он отвечает одной.

Иван Кузьмич вытер руки о висящую на гвозде мешковину и поднялся на палубу.

— Дай-ка нож, — подошел он к Марушко.

— Возьмите у Быкова, — ответил Марушко. — У него острее.

— Дай нож! — строго повторил капитан.

Он взял нож, провел пальцем по лезвию и сказал:

— Становись на рубку голов.

— Да я подточу сейчас нож… — начал было Марушко.

— Рубить будешь, — оборвал его капитан. — Баштан! Отдай ему головоруб. Становись шкерить.

На рубке голов за спину соседа не спрячешься. Стоило Марушко замешкаться, как Быков и Оська уже грохочут рукоятками ножей по столешницам, кричат:

— Рыбы! Рыбы!

Спустя два часа первая вахта поравнялась с третьей.

Под утро капитан остановил работы и отправил матросов отдыхать. Пускай люди выспятся, пока на палубе темно. Зато в светлое время все три вахты будут работать с полной нагрузкой.

Задолго до рассвета Иван Кузьмич был в рубке. Людей следовало будить расчетливо. Нельзя было терять и пяти минут светлого времени. Но и для матроса, после изнурительной ночной вахты, дорога каждая минута отдыха.

Небо на востоке поблекло. Мелкие звезды тонули в нем, гасли. На горизонте еле приметно наметилась светлеющая полоса.

Пока матросы завтракали, забрезжил вялый полярный рассвет. Проваливаясь выше колен в рыбе и зябко поеживаясь со сна, пробирались рыбаки на свои рабочие места. На помощь к ним вышел третий штурман, два механика и свободные от вахты кочегары.

Даже в сером рассветном сумраке работа шла на редкость споро. Рыба за рыбой летела со столов в желоба, скользила в трюмы.

Над морем показался край темно-вишневого в сизой дымке солнца, когда Корней Савельич объявил:

— Стол командного состава опередил всех. — Он выждал, пока затих вызванный его словами гул на палубе, и добавил: — Делают на нем по восемь с четвертью рыбин в минуту на шкерщика.

Командиры торжествовали недолго. Умелые, но непривыкшие подолгу стоять у рыбодела, они не выдержали взятого сгоряча темпа. Вперед вырвалась вторая вахта, правда, с более скромными результатами — около восьми рыбин в минуту. Но и этот успех оказался недолговечным. Все чаще за столом первой вахты слышалось боевое:

— Рыбы! Рыбы!

И грохот рукоятками ножей по столешнице.