Гордон Диксон - Путь Пилигрима

– Хельмар примерно моего возраста,- сказал Шейн.- По происхождению швед и очень хороший лингвист - силен и в алаагском тоже. Он приятный, общительный,- мысленно Шейн скрестил пальцы за спиной,- и вы увидите, что лучший компаньон для выпивки, чем я.

– До чего же мило! - сказал Том.- Не думаю, что он любит злачные места больше вашего, Шейн. Просто приятно услышать хороший отзыв о человеке, с которым нам предстоит работать в тесном контакте. Да - и послушайте, мы вас не задержим. Прошу прощения за то, что спросил вас о разговоре с Лаа Эхоном. Не беспокойтесь, мы уничтожим пленку с записью разговора.

– Тогда хорошо.- Шейн поднялся на ноги.- Мне пора возвращаться в гостиницу. Увидимся завтра.

– Конечно, конечно,- промолвил Том, и двое других пробормотали что-то одобрительное.

Шейн вышел. Итак, уничтожат ли они пленку? - думал он про себя. Черта с два! Они будут продолжать держаться за нее в надежде, что она им пригодится, пока что-то здорово не напугает их и не заставит уничтожить улику.

Выйдя из здания, он прошел вперед несколько кварталов и поймал такси, назвав водителю адрес не отеля, а ресторана, где у него была назначена встреча с Питером.

По пути в ресторан на Шейна неожиданно нахлынули чувства, ввергшие его в депрессию. Он не мог себе вообразить, что его приключение с участниками Сопротивления и Марией так на него подействует.

Сгущающаяся темнота на улицах, по которым он проезжал, еще больше угнетала. У него еще раньше возникла необходимость поговорить с Питером, и Питер, к его удивлению, с готовностью согласился. Он убедил Питера в необходимости выбрать ресторан, который не посещают люди Сопротивления, чтобы избежать опасности быть узнанными. Ясное дело, Питер действовал соответствующим образом. Дорога, по которой ехало такси, привела Шейна в район Лондона, совершенно ему незнакомый. Улицы были заполнены старыми, довольно высокими, стоящими в ряд домами, каменные входные ступеньки их начинались почти от края очень узкого тротуара.

Выпавший немного раньше снег мог бы отчасти скрыть эту неприглядную картину, но к этому времени снег повсюду под ногами либо растаял, либо превратился в черное месиво, что делало округу особенно грязной и унылой.

Шейн поймал себя на том, что примечает явную бедность пешеходов. Образы, возникающие за окном автомобиля, могли принадлежать прошлому столетию - люди были обмотаны и завязаны в тряпки, чтобы не замерзнуть. В сущности, создавалось общее впечатление уныния и нищеты.

Вид этих людей взволновал Шейна и направил его мысли в ту сферу, которой он долгое время избегал. В течение прошедших двух с лишним лет он жил или с алаагами, или в отелях и других учреждениях, которые были по меньшей мере чистыми и гостеприимными. Он постепенно стал забывать пункт одного из указов алаагов о том, что только очень незначительное число людей может жить на одинаковом уровне - как алааги, независимо от звания.

Этот указ позволил несколько улучшить положение живущих в самых ужасных трущобах перенаселенных городов и бедных сельских областях. Но для остальной части населения планеты резко ухудшить условия существования означало поставить людей на грань выживания. Раньше Шейн признавал этот факт умозрительно. Теперь он ощущал его нутром. Даже такси, в котором он ехал, было частной машиной, водитель которой не мог позволить себе жечь бензин для собственных нужд, поэтому использовал машину для дополнительного заработка после окончания постоянной работы.

Правда заключалась в том, что алааги до сих пор не уравновесили доходы. Они немного выровняли их на основе того, что оставалось после обложения их налогом с продукции земного шара. Не только запасы продовольствия и минеральные ресурсы, но и многие другие вещи, в которых люди не находили пользы, регулярно отбирались для нужд алаагов-оккупантов или для доставки на другие планеты, где правили чужаки. Там доставляемое на космических кораблях сырье перерабатывалось в необходимую алаагам продукцию руками туземцев, уже давно находящихся в услужении у алаагов и хорошо обученных. Шейн не имел понятия, какая доля мирового объема продукции уплывала таким образом, но предполагал, что это может быть примерно одна треть.

В теории алааги считали, что совершенно незначительно нарушают общественный уклад и традиции завоеванных зверей. Но практика их оккупации оказалась насмешкой над этой теорией.

Шейн спохватился, спрашивая себя, почему именно сейчас, а не раньше задумался он о порядке вещей под властью алаагов. Ответ возник тут же сам собой - Мария.

Она пришла к нему по собственной воле, и сильнейший эффект ее присутствия рядом с ним заключался в том, что исчезла та защитная оболочка, которой он окружил себя за эти годы, поставив его перед лицом того, что алааги действительно сделали с его планетой.

И теперь осознание им того, что они совершили, заставляло его принимать решения, кажущиеся прямо-таки удивительно сложными.

Его первоначальная идея казалась поначалу такой простой и ясной. Как он знал, люди Сопротивления только и ждали случая поднять восстание. Все, что от него требуется, говорил он себе, это дать им свободу действовать, полностью отдавая себе отчет в том, что такое восстание безнадежно и он сможет использовать его подавление в собственных интересах, то есть обезопасить себя и Марию… и, возможно, одного или двух других, которых следовало бы спасти, вроде Питера.

Мысль о включении Питера и других в число тех, кого ему, возможно, удастся спасти, была одной из тех сложностей, которые, похоже, могут неожиданно возникнуть. Эта мысль на мгновение застопорила ход его рассуждений. Но прежде, чем он смог проанализировать ее, такси подъехало к поребрику.

Машина остановилась. Шейн вышел и заплатил водителю. Ресторанчик, куда его привезли, был расположен в подвальном этаже одного из высоких старых домов; его вывеска представляла собой крашеную доску, освещенную единственной лампочкой, дающей розоватый свет благодаря каким-то ошметкам красного полупрозрачного пластика, которые были склеены вокруг нее в форме глобуса. Он спустился по ступенькам ко входу и вошел в небольшое замызганное помещение, уставленное карточными столами, покрытыми чем-то вроде очень старых скатертей разного цвета. На каждом столе стояла высокая самодельная свеча, причем зажжены были свечи только на занятых столиках. Он едва не споткнулся о стоящую справа грифельную доску, на которой мелом были начертаны два варианта ужина - ягненок с приправой кэрри и пирог с цыпленком. Предлагалось также вино стаканами.

Он знал, что ягненок окажется бараниной, а кэрри подается для того, чтобы скрыть неприятный вкус мяса или остальных частей ужина. В пироге с цыпленком будет очень мало мяса и много наполнителя - муки и воды. «Вино» будет просто вином, какое бы у них ни оказалось под рукой. Белое или красное - этого не оговаривалось.