Джон Варли - Тысячелетие

Первый из них- мое появление в нью-йоркском мотеле 10-го декабря.

Второй включал в себя множество путешествий, совершенных вечером 11-го декабря, когда два авиалайнера находились в воздухе. Оба периода были теперь закрыты для просмотра. Но это нас не волновало, ибо парализатор был потерян позже.

Самолеты столкнулись в 21.11 по времени тихоокеанского побережья. С восьми до девяти утра следующего дня, то есть 12-го, длился пробел темпоральной цензуры. Мы решили назвать его окном «А», поскольку это было первое белое пятно, куда Ворота еще не посылали, и, следовательно, куда мы их когда-нибудь пошлем.

Второе окно- за отсутствием воображения названное нами окном «Б»- продолжалось с двух до четырех пополудни того же дня.

Окно «В»- длинное цензурное пятно- начиналось в девять вечера 12-го и тянулось до десяти утра 13-го.

Окно «Г» было окном парадокса и совпадало с визитом Смита в ангар вечером 13-го декабря.

Каждое из окон имело свои преимущества и недостатки.

«А» находилось далеко от парадокса, так что Смит еще не должен был что-либо заподозрить. Судя по нашим данным, остатки обоих самолетов уже свезли к тому времени в ангар. Если воспользоваться этим окном, можно попытаться найти парализатор до сортировки обломков- и в случае удачи все проблемы, считай, решены.

«Б» выглядело не так многообещающе. Скорее всего, оно закрывало первое прослушивание пленки речевого самописца из «боинга». Я решила: если не выгорит с первым окном, попытаюсь пролезть во второе, там мое вмешательство тоже будет более или менее незначительным.

Что же до окна «В»…

Послание из временной капсулы внушило мне страх перед окном «В». Я не могу вам объяснить почему. Просто при мысли о перспективе провести ночь в Окленде мне становилось дурно. Расскажи ему про ребенка. Она же просто слизнячка.

Нет уж, благодарю покорно.

Ковентри проголосовал за «Г». В смысле- бери быка за рога. Ему, как видно, надоела роль историка, и он вообразил себя Ларсом Головорезом, «человеком действия» (если такие бывают). Интересно, что бы он запел, если бы ему самолично предстояло столкнуться нос к носу с парадоксом?

Еще раз благодарю покорно.

Я высказалась за «А» и высказывалась так настойчиво и часто, что добилась своего. По моему мнению, состав экспедиции следовало сократить до минимума, то есть до одного человека. Ковентри был вынужден согласиться со мной. Влезая во временной поток, желательно баламутить его как можно меньше.

Ну а если вы хотите быть уверены в том, что дело сделано как надо, ясно, кем должен быть этот один человек.

При скорости двести лет в час у нас оставалось чуть больше восьми дней для решения проблемы. Не так уж много. С другой стороны, вполне достаточно, чтобы не пытаться решить ее с бухты-барахты. Поэтому вместо того чтобы скакнуть через Ворота в 12-е декабря и зарыться с головой в кучу мусора, я решила заняться самообразованием.

Десять часов не пропали даром.

Три запоминающих устройства, временно вживленные в мой мозг, до отказа наполнились информацией. БК собрал все данные по двадцатому веку, хранившиеся у него в файлах, и перекачал их в мои церебральные микропроцессоры.

Не стоит так уж насмехаться над умственными способностями жителей двадцатого века. Они выжимали все возможное из того, чем располагали. За пятьсот веков человеческий мозг, конечно, немного развился- я могу изучить незнакомый язык обычным способом за пару дней, — но качественные изменения не очень существенны. Как пример для сравнения могу привести рекордное время бега на одну милю. Когда-то четыре минуты казались недостижимыми. Потом они сделались рутиной, и заветной мечтой стали три с половиной. Но никто не стремился пробежать дистанцию за две секунды ровно.

И в то же время милю можно с легкостью преодолеть за одну секунду, если у вас есть реактивный двигатель.

Точно так же запросто можно научиться говорить на суахили за одну минуту или запомнить содержимое библиотеки за час, если в вашу голову вмонтированы устройства для хранения и сортировки данных, а также доступа к ним.

Это классный инструмент. Он позволяет овладеть разговорной речью со всеми ее идиомами не хуже аборигенов, усвоив заодно и культурный контекст.

Три крохотных кристаллика с одинаковой легкостью впитали в себя энциклопедии, выпуски новостей, фильмы, телешоу, увлечения, иллюзии и заблуждения. Теперь я знала двадцатый век как свои пять пальцев и могла смело отправляться в 80-е.

Как любой инструмент, кибер-бустер не лишен недостатков. Ему лучше даются языки и факты, нежели распознавание образцов. Я не смогу, взглянув на платье, узнать, подобно коренным жительницам, откуда оно- из 1968 или 1978 года. То есть мне не стоило чересчур зарываться: останься я в двадцатом веке подольше, я непременно допустила бы какой-нибудь анахроничный ляпсус.

Но что может случиться за один час?

День выдался отвратительный. Всю ночь лил дождь; днем он наконец перестал, но вместе с ним исчезли облака, и, что хуже всего, осадки вымыли из воздуха почти все миазмы. Небо было громадное, необъятное, неправдоподобно голубое; казалось, до него не меньше миллиона миль. Солнце сияло так ярко, что на него невозможно было смотреть без риска повредить сетчатку. Не говоря уже о том, что оно заливало меня вредной для здоровья радиацией, я вообще не понимаю, как люди могли жить с этой нависающей над головами жуткой штуковиной? А воздух был такой чистый и ясный, что просматривался даже округ Марин.

Слова- явления забавные. Я понимаю, что описала прекрасное- с точки зрения двадцатников- утро. Прохладный, свежий, чистый воздух; яркий живительный солнечный свет; все окрестности видны как на ладони.

А я стою, задыхаюсь и чувствую себя голой под этим чудовищным небом.

Задыхалась я на девяносто процентов от волнения. Но мне все равно сильно полегчало после нескольких вдохов из «викс»-ингалятора, прихваченного с собой. Попробуй вы нюхнуть моего «викса», вас постигло бы жестокое разочарование. От его химикалиев в мгновение ока дохнут тараканы и тускнеет нержавеющая сталь.

Ворота выкинули меня у восточной стены гигантского стального ангара, приспособленного под хранилище обломков крушения. По крайней мере, так было запланировано. Когда я обогнула ангар и подошла к передней двери, она оказалась открытой. Внутри виднелись два «Боинга-727» компании «Пасифик Саутуэст» и множество механиков.

Мне это очень не понравилось: похоже на разрыв временной линии. Оглядевшись кругом, я заметила искомый ангар на расстоянии четверти мили.

Промахнись Ворота на такое же расстояние в другом направлении, я бы плюхнулась в залив. А кроме того, есть ведь и другое направление. Я могла материализоваться в четверти мили над полем.