Джеймс Шмиц - Агент Веги

Барни с сомнением взглянул на профессора.

— А если бы дверь была открыта здесь, и кто-нибудь попытался пройти к выходу, после того как он расширился…

— Ну, — сказал Мак-Аллен, подходя к звонку на стене и нажимая на кнопку, — это я и имел в виду, говоря, что это может вызвать неприятные последствия. Этот кто-нибудь тоже расширится, с катастрофическими для себя результатами. Возможно, вам полезно будет выпить, мистер Чард? Мне, например, это просто необходимо.

Стаканы, принесенные Фредериксом, оказались наполнены дешевым бурбоном, но Барни оказал выпивке самый радушный прием. В факте, вставшем вдруг перед ним с такой определенностью, присутствовала какая-то тошнотворная привлекательность: он заполучит эту «Трубу». Это чудовищное устройство было почти у него в руках. Он завоевал безоговорочное доверие Мак-Аллена, и только неосторожность могла вновь возбудить подозрительность наивного старикана, а Барни отнюдь не собирался проявлять неосторожность. Только не нужно спешить. Он сыграет ту скромную роль, что выбрал сам, памятуя, что Мак-Аллен тяготится своей тайной двенадцать лет, не доверяя ее никому, кроме Фредерикса. Рассказав Барни так много, Мак-Аллен захочет рассказать еще больше. Сейчас нужно только чуточку подтолкнуть, чтобы профессор разоткровенничался.

Но Барни не стал его подталкивать. Вместо этого он осторожно напомнил, что их могут подслушивать, и Мак-Аллен неохотно умолк. Тем не менее, оставался один важный вопрос, ответ на который подскажет ему, как следует поступить с Мак-Алленом в дальнейшем.

Прежде чем его задать, Барни подождал, пока сможет твердо стоять на ногах, чтобы при случае быстро смотать отсюда удочки. Пухлые щеки Мак-Аллена пылали от двух осушенных залпом стаканов виски с содовой. В нескольких неуклюжих фразах он выразил благодарность Барни за щедрую помощь, благодаря которой работа над «Трубой» сможет быть завершена.

— Меня несколько беспокоит лишь одна вещь, доктор, — откровенно признался Барни.

Взгляд Мак-Аллена затуманился:

— Какая же, мистер Чард?

— Ну… вы сейчас, я полагаю, находитесь в добром здравии, — улыбнулся Барни. — Но, предположим, с вами что-то случится до того, как вам удастся закрыть свою «Трубу».

Он наклонил голову в сторону запертой двери. Печальное выражение Мак-Аллена улетучилось как по волшебству. Он игриво ткнул Барни пальцем в живот:

— Молодой человек, можете не волноваться. Я, разумеется, предусмотрел такую возможность, и, будьте уверены, веду подробнейшие записи своих разработок. Кроме того, я оставил точнейшие инструкции в банковском сейфе… Но поговорим об этом завтра. Что-нибудь еще? Если честно, у меня был на примете один человек, но теперь мы с вами сможем устроить все гораздо лучше. Понимаете, теперь это стало до смешного просто.

Барни откашлялся.

— Другой физик в качестве помощника?

— Мне подойдет любой толковый физик, — решительно заявил Мак-Аллен. — Видите ли, вопрос лишь в том, насколько на него можно положиться.

— Мы поговорим об этом завтра или… — Барни подмигнул профессору, — чуть позже.

С выражением отстраненного удивления Барни смотрел на человека, который только что подписал себе смертный приговор, себе и своему старому слуге. Впервые в довольно пестрой карьере Барни вопрос об умышленном убийстве не только возник в ходе операции, но и в мгновение ока стал ее неотъемлемой частью. А Мак-Аллена заменит Фрэнк Элби, с его честолюбием и жадностью. Элби очень способен, к тому же его можно будет контролировать. Мак-Аллена же не проконтролируешь. Его можно только обмануть и, если понадобится, убить.

А убить профессора необходимо. Если Мак-Аллену позволить дожить до того времени, когда сможет отключить «Трубу», он ее просто выключит, а потом уничтожит само устройство и все свои записи. Его не разубедишь в том, что «Труба» представляет серьезную угрозу. Да и Фредериксу, этому любителю подслушивать за дверью, придется упокоиться навеки, дабы обеспечить Барни безраздельное владение «Трубой».

А что, если Мак-Аллена оставить в живых? Нет, решил Барни, это невозможно. Он сделал ставку в новой игре, крупной игре, невероятной, поразительной игре, принимая во внимание открывающиеся возможности «Трубы». Это означает для него новый интерес к жизни. Не в его правилах отказываться от таких шансов. Что же касается участи профессора, то его смерть — всего лишь суровая необходимость. Крайне неприглядная необходимость, но Мак-Аллен, который сладко бормотал что-то, пока они следовали коротким коридором ко входной двери, уже начал казаться Барни нереальным — этаким маленьким, пухлым, болтливым, растворяющимся в воздухе призраком.

В дверях компаньоны обменялись последними словами. Мгновение спустя Барни уже не мог бы их повторить. Правда, он мимолетно отметил, что у маленького призрака удивительно твердое рукопожатие. Затем биржевой спекулянт направился по цементной дорожке на улицу. На Калифорнию тем временем, наконец, опустился вечер, несколько домов через улицу отбрасывали на холмы смутные тени, в окнах горел свет. Барни вдруг понял, что чувствует себя удивительно усталым и подавленным. Он расслышал, как в нескольких шагах позади него Мак-Аллен закрыл дверь своего дома. Внезапно и дорожка, и сад, и улица, и дома, и холмы — все исчезло для Барни Чарда в ярчайшей беззвучной вспышке белого света.

Он пролежал с открытыми глазами несколько секунд, прежде чем смог полностью осознать этот факт. Он лежал на спине, глядя на балки низко нависающего потолка незнакомой комнаты. Свет был искусственным, приглушенным, точно на улице ночью. Внезапно его память прорезала яркая вспышка. «Меня пробросили!» — было первое, что пришло ему в голову. — «Перехитрили. Провели. И кто…»

Затем все это ушло прочь под действием краткого, интенсивного всплеска радости по поводу того, что он все же жив и, по-видимому, не пострадал. Барни резко повернулся набок, обнаружил, что лежит на кровати, и огляделся.

Комната была низенькой и широкой. Что-то неуловимо странное…

Он быстро составил в уме подробное досье о ней. Стены красного дерева, мексиканские коврики на полу, книжные шкафы, камин, стулья, письменный стол с пишущей машинкой и настольной лампой. Напротив, у стены, стояли высокие напольные часы с блестящим металлическим диском вместо циферблата. Они издавали мягкий, тяжелый стук, похожий на биение сердца какого-нибудь исполинского животного. Это была точная копия тех часов, что он видел в гостиной Мак-Аллена. Комната, конечно, принадлежала профессору. Почти роскошная по сравнению с его испанским домом, но несшая его несомненный отпечаток. Внезапно Барни понял, что в ней необычно — отсутствие окон. Имелась дверь, по крайней мере, вытянув шею направо до отказа, он мог ее видеть. Она была полуоткрыта, за ней просматривался примерно метр узкого прохода, освещенного в той же ненавязчивой манере. Оттуда не доносилось ни звука.