Герберт Франке - Сириус транзитный

Билетер. Пристегните ремни! И наденьте вот этот шлем!

Тихий шорох из динамика.

От шлема к штепсельному контакту на приборной доске ведет кабель. Билетер проверяет, правильно ли вставлена вилка. Подтягивает ремни, плотно обхватывающие бедра и плечи Барри.

Билетер. Все в порядке, сейчас начнем! Приятных развлечений, мистер!

Билетер выходит из кабины, закрывает дверь, купол экрана смыкается. Барри один.

Свет гаснет... Мгновение тьмы, затем мигающие сполохи огня, тревожные, резкие. На слепяще-оранжевом фоне четкими линиями прорисовывается оправа выпуклых кварцевых стекол кабины.

Свистящее шипение и треск.

Металлический голос из микрофона. Десятисекундная готовность! Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один... пуск!

Последнее слово тонет в оглушительном реве старта.

Тяжесть, кровь отливает от мозга. В этот миг огненные сполохи уходят вниз, на секунду в поле зрения обозначаются силуэты зданий, а еще через несколько мгновений открывается широкая панорама Земли... Затем горизонт вдруг наклоняется, мимо летят клочья облаков.

Свистящий шум, ракета вибрирует, и внезапно все успокаивается...

Невесомость, мягкое плавное покачивание. Облачный покров далеко внизу удаляется все быстрее, и вот уже перед глазами вся планета, знакомый любому астронавту голубовато-зеленый шар. Какой восторг--с головокружительной скоростью мчаться вперед, все дальше от Земли, ощущать за собой могучую силу, которая способна взорвать вековечные оковы тяготения. Голубизна неба давно потемнела, уступив место черной бездне открытого Космоса. Появляются звезды. Затем почти прямо по курсу возникает светящаяся точка-- какое-то раскаленное тело, быстро увеличиваясь в размерах, летит на Барри.

Он мгновенно забывает о своих восторгах, настораживается. Руки автоматически хватают рычаг управления. Взгляд на приборную доску--и решение принято. Не раздумывая он перебрасывает рычаг влево... Неизвестный снаряд проносится мимо...

Нарастающая перегрузка вдавливает Барри в кресло. Поворотный маневр, надо открыть задний обзор: там неведомый объект круто меняет направление, сперва медленно, потом все быстрее, и опять летит прямо на Барри.

Секунду он промедлил, поддался чувству радостного удовлетворения, оттого что мгновенная реакция уберегла его от беды. Но это не случайность, не ошибка навигаторов. Это умысел, агрессия!

Секунды три Барри потерял, но вновь сосредоточился. Он рывком перебрасывает рычаг управления, боковые двигатели плюются огнем, первозданная мощь вдавливает его в сиденье, сознание затуманивается. Но он берет себя в руки, следит за приборами, ищет противника. Вот он, на экране радара; Барри атакует с тыла, однако противник опять уходит в головоломном вираже. Вскоре Барри свободно и уверенно владеет ракетой, будто всю жизнь только и делал, что управлял ею.

Перепады давления, вибрация.

Град трассирующих снарядов... Еще бы чуть-чуть и... Рука Барри тянется к спусковому механизму собственных орудий, не задумываясь находит его и тоже выпускает очередь фугасов.

Бой продолжается минуты две, не больше, но время в такие мгновения течет по-иному... С тем же успехом могли пройти и два часа, и два дня.

Рефлексы у Барри действуют с автоматической точностью. В одиночестве Космоса ракеты ведут уже не бой на жизнь или смерть, нет, это танец, демонстрация изящества, отраженного в законах силы, массы и ускорения. Вот Барри взял противника на мушку, держит его в перекрестье прицела, жмет на спуск и какие-то доли секунды видит снаряды на линии визира. А потом чужак мгновенно как бы наливается жаром и, точно шутиха, рассыпается огненным цветком. Внезапная невесомость.

Руки Барри снова машинально нащупывают рычаг управления, на миг он закрывает глаза, вокруг становится все светлее, затем мягкий толчок... И внезапно он опять в кабине глоборамы, в зрительском кресле, под куполом экрана.

Барри замечает, что совершенно измучен.

Он расстегивает ремни, но тут же хватается за подлокотники: кружится голова. Чтобы прийти в себя, он несколько раз глубоко вздыхает. Потом встает. На ватных ногах идет к двери, которая сама распахивается перед ним.

ДЕНЬ ВЕСТИБЮЛЬ ГЛОБОРАМЫ

Билетер и Уэс подходят к Барри, жмут ему руку, хлопают по плечу.

Билетер. Отличная работа, мистер. Я ведь не знал, что вы летчик. Но все равно... (Облизывает губы.)

Уэс. В самом деле, отличная работа. (Кивает на монитор.) Мы следили за ходом боя на экране. Уму непостижимо, как ты владел ракетой. Ты что, на курсах учился?

Барри качает головой.

Тупая тяжесть в голове, колени слегка дрожат, но он быстро приходит в норму.

Барри. Я кое-что об этом читал, ракетоплавание меня очень интересует, как ты понимаешь. С приборами я знаком. Если умеешь водить самолет, управлять ракетой невелика премудрость. Но скажи, что происходит с теми, кто ничего в этом деле не смыслит? Они же совершенно беззащитны перед противником.

Уэс. Все равно победа за ними. Игра идет тогда несколько иначе, приспосабливается к конкретному субъекту. Глоборама есть глоборама: в итоге ты непременно побеждаешь. Потому парни так сюда и рвутся.

Он кивает на мужчин, которые мало-помалу начинают прислушиваться и подходят ближе.

Уэс тянет Барри за собой.

Уэс. Не знал, что ты такой хороший пилот. С твоими данными работа на Сириусе, считай, обеспечена. У меня есть кой-какие связи, если хочешь, помогу.

Барри. Мне обещали... завтра я должен...

Уэс (перебивает). Они так и будут кормить тебя завтраками. Им же невдомек, какой ты мастер! Нет-нет, через этих бюрократов ты ничего не добьешься. Решено: замолвлю за тебя словечко! Кстати, одолжи сотню--это мне облегчит дело.

Барри с некоторым сомнением смотрит на Уэса. Увы, похоже, и этот зарится на его деньги. А впрочем, кто его знает. Он достает из бумажника стодолларовую купюру, протягивает Уэсу.

Уэс. Спасибо, Барри! Можешь на меня рассчитывать. Жди известий!

Барри открывает рот, хочет что-то крикнуть ему вслед, но Уэс уже скрылся в одном из боковых коридоров.

Дни шли за днями, уходили недели, месяцы, годы, проплывали мимо, словно на транспортере с вечным, бесперебойно работающим мотором,-- бегучая лента, с которой не соскочить, попутные события, мельканье огней, мимолетные образы, блекнущие, не успев еще толком запечатлеться... Годы без зимы, без лета, без погожих и дождливых сезонов, без жары и холода--вечное однообразие искусственного климата, унылый свет ядерных светильников, вяло струящийся затхлый воздух... Все происходило, как бы не затрагивая сути бытия, вне связи с общей судьбой -- изолированные процессы, случайности, следствия без причин, процессы без последствий, краткие разрывы бесформенной зыбкой монотонности, материал для дискуссий и рассказов, в целом ничтожный.