Герберт Франке - Сириус транзитный

Страшная тревога охватывает Барри.

Барри. Но он хотя бы существует, Сириус-то? Существует для человека задача, пусть трудная, но такая знаменательная,--тягаться с трудностями, иметь возможность раскрыть все свои резервы? (Почти заклиная.) Он ведь существует, Гас, а? Сириус? Или нет?

Гас кладет руку Барри на плечо.

Легкое уверенное прикосновение успокаивает, от него словно исходит таинственная сила убеждения.

Гас. Конечно, существует, Барри. А ты как думал? Существует.

Гас встает, подходит к домашнему бару, смешивает себе коктейль. Гас. Хотите выпить? Барри? Ютта?

Ютта подставляет Гасу стакан, он наливает. Барри отрицательно качает головой.

Барри. Знаешь, почему я приехал в Санта-Монику?

Гас. Ясное дело! Решил нагрянуть ко мне-- прекрасная мысль!

Барри. Да, и это тоже. А еще я хотел просить у тебя работу на Сириусе.

Гас круто поворачивается.

Гас (с расстановкой). Работу на Сириусе? Это исключено! (Решительнее.) Выбрось это из головы, братишка. Ни в коем случае.

Барри встает. Заметно, что он очень взволнован. Напряженное любопытство, сомнения.

Барри (настойчиво). Но, Гас, почему? Ведь для тебя это так просто! А я давно ни о чем тебя не просил.

Гас подчеркнуто сердечен, он словно хочет загладить недавнюю резкость.

Гас. Я же только что объяснил тебе, Барри. Условия на Сириусе тяжелые. Там есть опасности, которые тебе и не снились. Ты погибнешь!

Барри. Но других-то людей ты туда посылаешь! Со спокойной душой ставишь под удар?

Гас. В истории были полководцы, посылавшие солдат на верную смерть. У моих людей как-никак есть шанс. В общем, повторяю: это исключено! Мы очень хорошо провели сегодняшний вечер, а завтра ты вернешься домой.

Барри. Но, Гас...

Растерянность, удивление, разочарование. Гас. Это мое последнее слово.

Атмосфера вдруг становится ледяной. Ютта подходит к стереоустановке, пытается найти веселую музыку. Через некоторое время выключает. Обрывки музыкальных пьес вперемежку с фрагментами речей, последних известий, радиопьес... Барри отошел к окну, смотрит на город. Гас становится рядом.

Гас (примирительно). Ты же мне доверяешь... Или нет?

Барри. Доверяю, Гас.

Гас. Тогда ты должен поверить, что у меня есть веские причины не посылать тебя на Сириус. Веришь?

На лице у Барри читается сомнение, он не отвечает.

Гас. Пойми, я сделаю для тебя все, что смогу. Дам денег...

Барри отмахивается.

Гас. ...непременно дам. Я же знаю, ты потерял бумажник. А еще вот тебе удостоверение. Неофициальное, но в моей империи трудностей у тебя отныне не будет -- стоит только предъявить эту бумагу. Я сам ее подписал. Можешь прийти с ней куда угодно, платить не надо, ни цента, у тебя неограниченный кредит. Доволен?

Барри (едва слышно). Я хотел на Сириус...

Гас обнял Барри за плечи и теперь слегка встряхивает, точно желая разбудить.

Гас. Все, об этом больше ни слова. Ясно?

Прошло без малого десять лет. Гас поднялся на высшую ступень пилотской карьеры--стал ракетолетчиком с лицензией на внепланетные рейсы. Барри ставил перед собой ту же цель, но не достиг ее -- хоть и был пилотом, только на межконтинентальных линиях.

Вправду ли сбылась его мечта о полетах? Каждый день он пилотировал свою машину от аэродрома "Запад" к аэродрому "Восток" и обратно, первый вылет в десять утра, второй -- в четыре пополудни; рутина приготовлений, формальностей, заполнение бумаг, проверка контрольного списка, ожидание разрешения на взлет, а затем набор высоты, полет, посадка -- как он полагал, главные задачи командира корабля... На самом же деле ему почти не приходилось вмешиваться, контроль давно был передан автоматам. Только после посадки он опять принимался за работу--с другими формулярами и перечнями.

Сам полет продолжался час двадцать и в основном проходил внутри смогового слоя. Лишь иногда, при высоком атмосферном давлении, внизу можно было различить город, и пусть сквозь дымку и выхлопные газы он казался плоским и серым, все равно эти редкие дни приятно разнообразили монотонность будней. Однажды, еще во время учебы, Барри получил разрешение пробить смоговый пласт и выйти в прозрачные верхние слои, где пока были белые облака, похожие на комки ваты в незримой жидкости, яркое солнце, темно-синее небо. А ночью, в показном полете, он даже видел звезды и Луну -- и, хотя кое-что знал об этом из учебных программ, все-таки был потрясен, когда наяву увидел то, что до сих пор было лишь умозрительной схемой. Собственно, только тогда он и поверил по-настоящему в прорыв человечества в Космос, в существование чужих небесных тел, которых достигли немногие избранники, в успехи космической техники, новые завоевания науки, позволившие вырваться далеко за пределы Солнечной системы, в наличие чужой жизни, о которой по-прежнему ходили только слухи, в эпохальные достижения высокоразвитой техники, которые по военным соображениям сохранялись в тайне. Ведь где-то в Азии еще шла война, последние схватки с силами неволи, которые отчаянно отбивались от армий свободного сообщества народов.

Барри всего несколько месяцев работал в авиакомпании, но уже решил сразу по истечении пятилетнего контракта подыскать себе новое поле деятельности. Хотя он и не покидал города, не покидал страны, но все ж таки встречался с коллегами, которые пилотировали более тяжелые машины, летали на более дальних линиях, бывали в других странах, на других континентах. От них он слышал, что даже на Земле еще уцелели нецивилизованные регионы, поселки там лежали среди девственных просторов, и людям был разрешен доступ в этот дикий край, где гражданин, конечно, не мог рассчитывать на столь совершенную безопасность, как в цивилизованных государствах, но зато и меньше был скован всяческими ограничениями; люди энергичные и инициативные еще вполне могли самостоятельно стать на ноги: подыскать жилье, выбрать профессию, решить, чем заняться, использовать удачу и нести за это ответ--остатки давнего, первобытного образа жизни.

Лишь раз он едва не отказался от этой идеи--когда познакомился с девушкой Синди, которая служила в одной из электронных фирм. Хрупкая и впечатлительная, Синди таила в себе неброскую прелесть, которая становилась зримой, только когда девушке было хорошо, когда она радовалась, была счастлива. Барри знал ее пока недолго, видел редко, но все же чувствовал, что мало-помалу между ними возникает близость. И, встречаясь по выходным, заглушая мысли об однообразии своей работы, они оба испытывали чуть ли не блаженство--раньше Барри даже представить себе не мог ничего подобного.

Иногда он рассказывал ей про свои юношеские затеи, про тогдашние мечты, но куда чаще--про Гаса, о котором она скоро узнала больше, чем о нем самом. Однажды-- это было летом, на уик-энд,-- они поехали в космопорт, откуда уходили ракеты в глубины Вселенной. Долго стояли они на гостевой террасе, облокотясь о высокий парапет, и наблюдали, как стартуют стройные аппараты, похожие отсюда, издалека, на иглы, способные проткнуть смог, а может быть, и небо, на деле же исполинские сооружения, напоминающие церковные колокольни минувших времен и в какой-то мере даже сходные с ними назначением. Грохот был такой, что они едва слышали друг друга, пламя двигателей слепило глаза, без темных очков невозможно смотреть, а когда наконец ракета на огненном столбе выхлопа поднималась в воздух, смоговый пласт, еще не успев соприкоснуться с ее острием, расступался, и на несколько мгновений можно было заглянуть в синюю беспредельность.