Герберт Франке - Законы равновесия

Они были правы: чтобы этот мир зашевелился, его надо причесывать против шерсти. Спустившись еще на несколько этажей, они оказались в небольшом зале, где скорее всего проводилось медицинское обследование спортсменов. Повсюду были расставлены передвижные кардиографы, энцефаллографы, осциллографы, пульты для тестирования штангистов, пловцов и спринтеров. На скамейках под стенами, на матрасах и даже на пультах управления приборами сидели в удобных и неудобных позах юноши и молодые мужчины в возрасте от пятнадцати до тридцати лет, все коротко остриженные, большинство в сандалиях и комбинезонах из белой жатой кожи. Многие держали в руках какие-то бумажные листочки. - Отличные ребята,- сказал Хорри.- Правда, нелегко было собрать их вместе. По крайней мере с десяток мы прихватили у малышки Руссмоллер. Приятная она козявка, но тупая - если у нее кто спрашивает о деде, сообщает в полицию. Еще чуть-чуть, и ты тоже был бы у нее на совести. В горле у Джеймса запершило - от нескольких листков бумаги потянулся желтый дымок. Хорри глубоко вдыхал этот дымок, который оказывал странное воздействие, он как бы оглушал и возбуждал одновременно. - Они пропитаны,- объяснил Хорри.- А чем, не знаю. Вдохнешь, другим человеком делаешься. Джеймс видел, как несколько молодых людей склонились над язычками пламени и глубоко вдыхали дым. Кто-то затянул унылую монотонную песню, другие подхватили. Постепенно голоса сделались невнятными, движения рук порывистыми. Сам Хорри тоже начал уже пошатываться. Ткнув Джеймса кулаком в бок, он воскликнул: - Здорово, что ты здесь! Рад, что именно я выудил тебя! Мне просто повезло! Мы уже несколько месяцев по очереди дежурим. Давно никто не появлялся! Он начал бормотать что-то нечленораздельное. Джеймсу тоже было нелегко сохранить ясную голову. Стоявший рядом худощавый юноша начал безумствовать. В руках у него оказался металлический прут, которым он принялся крушить медицинскую аппаратуру, стоявшую в зале. Во все стороны разлетались осколки стекла, пробитая жесть противно дребезжала. - Гляди, он в полном грогги,- заплетающимся языком проговорил Хорри.- Но с тобой никто из них не сравнится. Я не знаю, кто сделал бы такое, не нанюхавшись. Знаешь, меня самого чуть не стошнило, когда я увидел разобранную зажигалку. Да, это, что ни говори, свинство, дружище... Да, сумасшествие... свинство... Но это единственное, что еще доставляет нам удовольствие! Хорри подтолкнул Джеймса вперед, сунул ему в руки гимнастическую палку: - Покажи им, приятель! Валяй, покажи же им! Джеймс уже почти не надеялся напасть с помощью этих людей на след тех, чьи действия тревожат полицию, а теперь надежда угасла в нем окончательно. Близкий к отчаянию, он рванул Хорри за рукав: - Погоди! Я хочу спросить тебя... Да послушай же ты! Он встряхивал Хорри до тех пор, пока тот не поднял на него глаза. - Какое отношение это безобразие имеет к науке? Разве вы никогда не думали о том, чтобы что-то изобрести? Машину, прибор, механизм? Хорри уставился на него. - Ну, рассмешил! Или ты спятил? Тогда отправляйся прямо в церковь "Ассизи" - в клуб Эйнштейна.- Он больно сжал предплечье Джеймса. - Давай, круши вместе с нами! Долой эту дребедень! Он вырвал у кого-то палку и обрушил ее на мерцающую стеклянную шкалу. - Разбить, расколотить... Эх, будь у меня пулемет! Почти все вокруг Джеймса были опьянены бессмысленной жаждой разрушения. С приборов сдирали обшивку и оболочку, отламывали включатели, разбивали вакуумные трубки... Вокруг кипели страсти, звучали глухие крики, все словно впали в безумие, подчиняясь в разрушительной работе ритму своей песни... Джеймс почувствовал, что его тоже начинает раскачивать и покачивать в этом ритме... Откуда ни возьмись в руках у него оказалась штанга, он широко размахнулся... И тут послышался крик: - Роккеры! На секунду все словно замерли, а потом повернулись лицом к входу. Оттуда в зал ворвалась толпа молодых мужчин в черных джинсах и коротких куртках из серебристой металлической пряжи. Они размахивали киями, подкидными досками и другими предметами, которыми на ходу вооружились, и с ревом, напоминавшим сирену, обе группы бросились одна на другую, схватились в драке, смешались... Джеймс как-то сразу отрезвел. Незаметно отошел в сторону и, прижимаясь спиной к стене, попятился к узенькой днери, которую заметил в конце зала. Ее удалось открыть, и он нырнул в полутьму коридора. Спустилась ночь, и зафиксированные в воздухе без всяких опор светильники низвергали на город каскады света. Воздушные такси и реактивные гляйтеры оставляли за собой белые, голубые и зеленые полосы на посеревшем небе, а тысячи освещенных окон образовали световые узоры на фасадах высотных домов. Джеймса Форсайта вся эта переливчатая цветовая гамма нисколько не занимала. Он понемногу отходил от упоения жаждой разрушения, охватившей и его, и чем больше он остывал, тем больше его страшила ужасная мысль: а вдруг он не справится со своей задачей? Хотя у него есть как будто для этого все, что требуется,- он не только способен сохранить спокойствие при виде разрушенных машин, но и сам в состоянии разобрать их на детали. Времени у него оставалось мало. Джеймс заставил себя еще раз мысленно вернуться к минувшим событиям. Оставался один неясный след: совет Хорри "Отправляйся прямо в церковь "Ассизи*!". Эта церковь была ему знакома, она находилась в старой части города. Само здание, старомодное серое строение, принадлежало одной из сект, члены которой еще верили в потустороннюю жизнь. Таких сект было очень мало. Теперь почти никто не утешал людей надеждой на жизнь в райских кущах, если они примирятся с невзгодами жизни земной. Да и как должен был этот рай выглядеть, если в реальной жизни каждый человек получал все, что только мог пожелать. Автоматически управляемые заводы глубоко под землей и далеко от людей синтезировали продукты питания, поставляли строительные блоки для зданий, которые можно было собрать с помощью нескольких машин, производили эти и другие машины - сплошь высокоэффективные автоматы с элементарным кнопочным управлением; работать с ними мог каждый, и никому не приходилось учиться больше, чем ему давалось в процессе хорошо продуманных детских игр. Джеймс не знал, что за люди ходят в церкви и храмы. Может быть, они мистики. Или из недовольных. Может быть, бунтари, но, не исключено, среди них были и люди непреклонные, которые даже десятилетия спустя после запрета науки тайно боролись за ее реабилитацию. Джеймс снова обрел надежду. Направился к ближайшей стоянке гляйтеров, пристегнулся и взмыл ввысь. Сделав плавный поворот, взял курс на старые городские кварталы. До сих пор Джеймс никогда не заходил внутрь церкви. Ему почудилось, будто он попал в пустующий театр: разглядел в темноте ряды резных скамей, у стен горели свечи. Впереди несколько ступеней поднимались к некоему подобию сцены. Изображение бородатого мужчины с удлиненным строгим лицом было метров шести в высоту и достигало сводчатого купола, терявшегося в черноте. Впереди, у первого ряда скамей, стояли коленопреклоненные посетители церкви. Они что-то бормотали - наверное, молились. То и дело оглядываясь по сторонам, Джеймс прошел вдоль стены мимо множества ниш и решеток, а тусклые лица вырезанных из дерева святых, казалось, наблюдали за ним сверху. На потемневших картинах были изображены всякие ужасы: людей поджаривали на огне, мужчин распинали на крестах, дети спасались от рогатых страшилищ. Над балками раздался треск, на Джеймса пахнуло гнилью, и он сообразил, что где-то есть скрытые проемы, ведущие в помещения еще более жуткие. Джеймс обошел всю церковь, но не обнаружил ничего примечательного. Темень угнетала его, неопределенность положения внушала тревогу, а незнакомая обстановка - страх. Он все больше укреплялся в мысли, что за ним наблюдают. Но как дать знать о себе? Не поможет ли испытанный способ? Он огляделся, поискал глазами... заметил обитый железом сундук, а рядом закапанный расплавленным воском стол, на нем стояла коробка из золотисто-красного картона. Такие ему уже приходилось видеть. Взял коробку, открыл. Внутри был фотоаппарат. Достал его - модель из простых. Навел, нажал на спуск. Затвор заклинило. Джеймс снова осторожно осмотрелся. Но нет никого, кто обратил бы на него внимание. Верующие в первом ряду продолжали бормотать свои молитвы. Подрагивали язычки свечей. Приняв внезапное решение, он сорвал пломбу, поднял крышку. Боковой винтик сидел некрепко. Джеймс вытащил его. Вот перед ним колесики передвижения пленки, а вот и стальная пружина веерной диафрагмы. Он сразу угадал причину поломки: в связующем рычажке между пуском и пружиной торчала обыкновенная канцелярская скрепка. Несколькими легкими движениями он привел камеру в порядок. Нажал на спуск... Коротко щелкнуло, потом еще раз. Все верно, он убедился - время экспозици полсекунды. Джеймс поставил аппарат на место. Вдруг загремел орган, страстно, торжествуя. И снова тишина. Джеймс посмотрел по сторонам и обнаружил опускную дверь, которой раньше на замечал. Вниз вело что-то вроде трапа. Первые шаги он делал еще в неверном свете свечей. Пониже горела матовая лампочка, и он начал осторожно спускаться по ступенькам. Издали доносились глухие голоса. Он пошел на звук, добрался до узкого коридора и тут разобрал первые слова:Читать дальше