Ричард Метсон - Я-легенда (Последний)

Сидя в гостиной и слушая «Jupiter simphony» Моцарта, он размышлял, где и как, с чего ему начать свои исследования.

Скудный набор достоверных фактов, некоторые детали, уже известные ему, маячками обозначали область его интересов. Но где искать ответы — пока было абсолютно неясно. Возможно, он чего-то не замечал, что-то не так воспринимал или не так оценивал. Возможно, что-то очевидное до сих пор не привлекло его внимания и не вписалось в общую картину, и потому картина не была цельной. Чего-то не хватало.

Но чего?

Он недвижно сидел в кресле — запотевший бокал в правой руке — и пристально рассматривал фреску.

Теперь это был канадский пейзаж: дремучий северный лес, окутанный таинством зеленых полутеней, надменный и бездвижный. Гнетущее спокойствие дикой природы. Вглядываясь в ее безмолвные темно-зеленые недра, он размышлял.

Вернуться назад. Возможно, ответ где-то там, в одном из запечатанных родников его памяти. Придется вернуться, — сказал он себе. Придется вернуться, — приказал он своему сердцу.

Вывернуть себя наизнанку и вырвать свое сердце — вот что означало вернуться.

В ту ночь снова бушевала пыльная буря. Сильный порывистый ветер омывал дом песчаными струями, проникал в стены через поры и трещины, и все в доме на толщину волоса было покрыто слоем тонкой песчаной пыли. Пыль висела в воздухе, оседала на кровать, оседала в волосах и на веках, оседала на руках и на губах, забивая поры. Песок был под ногтями, скрипел на зубах, пропитывал одежду.

Проснувшись среди ночи, он лежал, вслушиваясь, пытаясь отделить от прочих звуков затрудненное дыхание Вирджинии. Но, кроме рева ветра и дробного шума скребущегося за стеной шторма, ничего не услышал. На мгновение, то ли наяву, то ли во сне, ему почудилось, что его дом, сотрясаясь, катится между огромными жерновами, которые вот-вот сотрут его в порошок…

Он так и не смог привыкнуть к пыльным бурям. От непрестанного свиста ветра и вибрирующего визга скребущегося в окна песка у него начинали болеть зубы. Эти бури были непредсказуемы, к ним нельзя было подготовиться и нельзя было привыкнуть. И каждый раз его ждала бессонная ночь, он ворочался в постели до утра и отправлялся на завод измученный, разбитый и нервный.

Теперь к этому добавлялась тревога за Вирджинию.

Около четырех часов тонкая пелена дремотного сна отступила, и он проснулся, ощущая, что буря закончилась. Его разбудила тишина, но в ушах словно продолжал шуметь песок.

Он слегка приподнялся на локте, пытаясь расправить сбившуюся простыню, и заметил, что Вирджиния не спит. Она лежала на спине, недвижно уставившись в потолок.

- Что-то случилось? — вяло пробормотал он.

Она не ответила.

- Лапушка??

Она медленно перевела взгляд.

- Ничего, — сказала она. — Спи.

- Как ты себя чувствуешь?

- Все так же.

- О-о.

Еще мгновение он лежал, внимательно вглядываясь в ее лицо.

- Ладно, — сказал он, поворачиваясь на другой бок, и закрыл глаза.

Будильник зазвонил в шесть тридцать. Обычно его выключала Вирджиния, но в этот раз ему пришлось перескочить через нее и сделать это самому. Поза и взгляд ее оставались прежними, без движения.

- Что с тобой? — с беспокойством спросил он.

Она взглянула на него и покачала головой.

- Не знаю, — сказала она. — Я просто не могу уснуть.

- Почему?

Словно не решаясь сказать, она прижалась щекой к подушке.

- Ты, наверное, еще не окрепла? — спросил он.

Она попыталась сесть, но не смогла.

- Не надо вставать, лап, — сказал он. — Не напрягайся.

Он положил руку ей на лоб.

- Температуры у тебя нет, — сказал он.

- Я не чувствую себя больной, — сказала она. — Я… словно устала.

- Ты выглядишь бледной.

- Я знаю: я похожа на привидение.

- Не вставай, — сказал он.

Но она была уже на ногах.

- Не надо меня баловать, — сказала она. — Иди одевайся, со мной будет все в порядке.

- Лапушка, не вставай, если тебе нездоровится.

Она погладила его руки и улыбнулась.

- Все будет хорошо, — сказала она. — Собирайся.

Бреясь, он услышал за спиной шарканье шлепанцев, приоткрыл дверь ванной и посмотрел ей вслед. Она шла через гостиную, завернувшись в халат, медленно, слегка покачиваясь. Он недовольно покачал головой.

Сегодня ей надо еще отлежаться, — подумал он, добриваясь.

Умывальник был серым от пыли. Этот песчаный абразив был вездесущ. Над кроваткой Кэтти пришлось натянуть полог, чтобы пыль не летела ей в лицо. Один край полога он прибил к стене, над кроваткой, а с другой стороны прибил к кровати две стойки, так что получился односкатный навес, немного свисающий по краям.

Как следует не побрившись, потому что в пене оказался песок, он ополоснул лицо, достал из стенного шкафа чистое полотенце и насухо вытерся.

По дороге в спальню он заглянул в комнату Кэтти.

Она все еще спала, светлая головка покоилась на подушке, щечки розовели от крепкого сна. Он провел пальцем по крыше полога — палец стал серым от пыли. Озабоченно покачав головой, он пошел одеваться.

- Хоть бы кончились эти проклятые бури, — говорил он через десять минут, выходя на кухню. — Я абсолютно уверен…

Он на мгновение застыл. Обычно он заставал ее у плиты: она жарила яичницу или тосты, пирожки или бутерброды, и готовила кофе. Сегодня она сидела у стола. На плите фильтровался кофе, но больше ничего не готовилось.

- Радость моя, если ты неважно себя чувствуешь, тебе было бы лучше пойти в постель, — сказал он. — Я сам займусь завтраком.

- Ничего, ничего, — сказала она, — я просто присела отдохнуть. Извини. Сейчас встану и поджарю яичницу.

- Не надо, сиди, — сказал он. — Я и сам в состоянии все сделать.

Он подошел к холодильнику и раскрыл дверцу.

- Хотела бы я знать, что это такое происходит, — сказала она. — В нашем квартале с половиной творится то же самое. И ты говоришь, что на заводе осталось меньше половины.

- Может быть, вирус, — предположил он.

Она покачала головой.

- Не знаю.

- Когда вокруг все время бури, комар и все чем-то заболевают, жизнь быстро становится мучением, — сказал он, наливая себе из бутылки апельсиновый сок. — И разговорами о чертовщине.

Заглянув в бокал, он выудил из апельсинового сока черное тельце.

- Дьявол! Чего мне никогда не понять, — так это как они забираются в холодильник.

- Мне тоже, Боб.

- Тебе налить сока?

- Нет.

- Тебе бы полезно.

- Спасибо, моя радость, — сказала она, делая попытку улыбнуться.

Он отставил бутылку и сел напротив нее со стаканом сока.

- У тебя что-нибудь болит? — спросил он. — Голова, что-нибудь еще?

Она медленно покачала головой.

- Хотела бы я действительно знать, в чем дело, — сказала она.

- Вызови доктора Буша. Сегодня. Обязательно.

- Хорошо, — сказала она, собираясь встать.