Алексей Вебер - Аномальная зона

Поймав себя на том, что уже несколько минут с вожделением рассматривает фигурку на витрине, Хрустов даже испугался.

– Совсем дошел, прямо извращенец. А вдруг продавщица заметила?

По щекам предательски пополз румянец. Но девушка, не обращая внимания, увлеченно беседовала с подружкой из соседнего отдела. Всему остальному миру тоже не было дела до его тайных мыслей, и Хрустов снова перевел взгляд на витрину. А там, среди прочих безделушек, розовощекая Белоснежка, срывая цветок, будто ненароком обнажала фарфоровые прелести прямо перед восхищенной физиономией гнома. Сюжет совершенно невинный, но игривая фантазия автора мелкими почти неуловимыми деталями придала фарфоровой миниатюре особый интимный колорит. Коварная улыбка прелестницы, выпавшее из корсета крохотного белое плечико, мальчишеский восторг в глазах гнома – все дышало древней как мир игрой разделенного на два пола человечества. И в то же время в фарфоровых героях было что-то бесхитростное и наивное из веселой языческой молодости народов.

Оторвав, наконец, взгляд, Хрустов приступил к решению дилеммы:

– Купить или не купить!

Цены в магазинчике кусались, но с недавних пор это не имело значения. Останавливало другое. Купить и поставить в сервант соблазнительницу гномов почему-то казалось действием порочным. Словно этим актом он материализует и будет постоянно держать подле себе частичку нахлынувших сейчас мыслей. А главное, предпочтет созерцание активным поискам.

– Тебе же другие Белоснежки нужны, не фарфоровые. Продавщица, например, чем не вариант? Улыбнись, поговори, пригласи куда-нибудь на вечер…

Подчиняясь какому-то импульсу, девушка прервала разговор и двинулась в его сторону. Хрустов успел подумать, что чем-то она действительно напоминает прелестницу со статуэтки. Кокетливый взгляд, черные, стриженные под каре волосы, чуть заметный румянец на щеках, широкий вырез обтягивающей майки. Наклонись она взять что-нибудь с нижней витрины, эффект наверное будет тот же…

– Вас что-нибудь интересует? Могу я помочь?

Хрустов заставил себя улыбнуться в ответ:

– Пока еще не решил, думаю.

– Ну что ж, как надумаете, скажите.

Снова улыбка, изящный поворот плеч, и, покачивая затянутыми в джинсы бедрами, она двинулась обратно. А Хрустов, провожая ее взглядом, решал уже другую дилемму. Наконец, он с силой выдохнул скопившийся в легких воздух и пошел прямо к стеклянной двери магазинчика.

Соблазн завести роман с хорошенькой продавщицей, еще боролся с нерешительностью, но он уже быстро уходил вдоль запруженного машинами переулка. Обходя нагло припаркованные на тротуаре иномарки, он шел вдоль переулка – ничем не примечательный сорокалетний начинающий полнеть и лысеть мужчина, с наметившимся брюшком и двойным подбородком. Дорогая одежда сидела на его нелепой высокой фигуре ничуть не лучше, чем та, что он носил раньше. И проходящим мимо молодым незамужним женщинам трудно было догадаться, что это завидный по нынешним временам жених – Антон Петрович Хрустов, обладатель солидного состояния, с некоторых пор нигде не работающий, и уже несколько лет официально разведенный…

То, что обувь и одежду надо подбирать в соответствии с размером ноги и фигуры признают все, а вот про деньги почему-то думают: " – Чем больше, тем лучше". Хотя на самом деле материальное богатство тоже должно соответствовать характеру и масштабу личности. Иначе неизбежен трагический диссонанс души, а то и просто трагедия с летальным исходом. Наверное, дядя Глеб хорошо понимал это, отправляя племяннику троянского коня под видом необычайного щедрого завещания. В то, что пожилой человек на смертном одре искренне решил облагодетельствовать родственников, Антон Хрустов никогда не верил.

Дядя всегда представлялся чем-то вроде злого гения для их семьи. С отцом Антона они были полными антиподами. Если у Петра Ивановича Хрустова даже фамилия звучала как-то по кроличьи, то когда дело касалось дяди Глеба, в том же слове слышалось уже нечто хищное, со смаком перегрызающее кости. Жизнь Петра Ивановича естественно не баловала, но к людям он, тем не менее, относился с каким-то маниловским прекраснодушием. Лишь родного брата ненавидел искренне и самозабвенно. Причиной были ухаживания или даже роман дяди Глеба с матерью Антона. Еще давным-давно, ловя детских ухом долетавшие сквозь закрытую дверь обрывки скандалов, Антоша начал воспринимать дядю как враждебную злую силу, которая стремится разрушить его счастливый мирок. Правда, развелись супруги Хрустовы намного позже, когда зловещая фигура Глеба Ивановича давно уже исчезала с семейного горизонта. Но в новые спутники жизни мать тут же выбрала себе человека очень похожего на дядю. Повзрослевший и научившийся анализировать Антон увидел в этом не простое совпадение и целиком встал на сторону отца:

– Ну если нравятся тебе напористые и наглые хапуги, так и ищи таких с самого начала. Зачем было портить жизнь хорошему скромному человеку.

То, что нелогичному выбору он обязан своим появлением на свет, юноша тогда в счет не принимал. С матерью с тех пор почти не общался, а когда в андроповские времена ее нового супруга посадили, искренне злорадствовал. Как раз в тот период, у постели больной бабушки, он неожиданно столкнулся с дядей Глебом. Сухо рассказав о родительском разводе и неудачно сложившейся судьбе матери, Антон не отказал себе в удовольствии вставить:

– Быстрей бы всех этих торгашей пересажали!

Пожелание вполне можно было отнести и на счет самого Глеба Ивановича. И на этот раз комариные укусы племянника видимо задели за живое. Несколько секунд дядя молча в упор смотрел на Антона. Глаза у него были светлые холодные, с какой-то порочной мутноватостью. Не выдержав взгляда, молодой человек уставился на массивный подбородок. После затянувшейся паузы полные, словно налитые соком, губы дяди пришли в движение:

– Дурак ты, Антоха! Этот торгаш посидит да выйдет, и возможно очень скоро. И заживут они с твоей матушкой, так как вам с папашей и не снилось. А скоро вообще придут другие времена. Такие как он ноги о вас вытирать будут. А физику и прочую дребедень, которую ты в Бауманском зубришь, в сортир придется отнести, за полной ненадобностью.

От неожиданного и странного пророчества стало вдруг холодно и неуютно. Словно из грязной подворотни потянуло ледяным дурно пахнущим сквозняком. Вступать в перепалку у постели больной бабушки Антон Хрустов не стал, но потом часто пытался мысленно спорить с дядей. И по ночам порой снились неприятные сны о жестоком чужом мире. Дядя в них выступал в роли злой силы, которая может по своей прихоти стереть тебя в порошок, сделать рабом, довести до самой последней стадии унижения. Просыпаясь, Антон с облегчением думал, что это всего лишь сон. Но потом предсказанная исполнилось уже наяву. Приход новой эпохи Антон начисто проморгал, увлекшись лозунгами о свободе и митинговой демократией. Когда прозрел и опомнился, страна уже полным ходом неслась в новое пространство, и такие люди, как дядя Глеб, становились полновластными ее хозяевами.