Олег Овчинников - Арахно. В коконе смерти

И пока внутри растет и зреет заветный стерженек, она не позволит себе пойти на поводу у паники, не станет забиваться в угол и прятать голову в песок, а будет двигать левый локоть вперед столько, сколько потребуется. Хоть до скончания века!

Кстати, прямо сейчас, кажется, назрела такая необходимость. Ночные бдения отрицательно сказываются на уровне воды во фляжке. Когда Аля взболтнула ею над ухом, изнутри не донеслось ни булька. Вот и хорошо!

Аля бодренько перевернулась на живот, послала вперед левый локоть – так далеко, что едва дотянулась до него одноименным коленом, затем бережно, как… в общем, максимально бережно проволокла по полу свисающее брюхо, уперлась левым плечом в пол и обеими руками ухватилась за правое бедро с целью подтащить к себе всю ногу, от которой, вроде, и пользы никакой, но ведь и не бросишь же! И в этот момент почувствовала, как стерженек у нее в животе ожил и потребовал внимания. Сперва свернулся, потом развернулся и ощутимо ударил изнутри по натянутой коже, будто в барабан. «Очень вовремя!» – подумала Аля.

Вся ее бравада, больше похожая на опьянение от последнего вздоха у приговоренного к казни, куда-то исчезла. Улетучилась, как воздух из проколотого шарика. На середине тысячекратно отработанного движения Аля замерла.

Всю свою сознательную – читай замужнюю – жизнь она собирала полезные советы. Подклеивала в общую тетрадь вырезки из «Работницы» и «Крестьянки», странички отрывного календаря с примечанием «Хозяйке на заметку». Кое-что записывала от руки: советы, услышанные по радио или по телевизору. Например, «Чтобы снять со стеклянной банки слишком туго завинченную крышку, сперва согрейте ее под струей горячей воды». Или: «Чтобы молоко не убежало, смажьте края кастрюли жиром». А вот что делать, подумала Аля, если ты уже забыла, что такое горячая вода, а под рукой, как назло, нет ни молока, ни жира? Увы, не было в ее богатой коллекции ни одного совета, подходящего к теперешней ситуации. Ничего, что начиналось бы словами: «Итак, вы застряли в пещере без воды и света, последняя банка тушенки была с риском для языка вылизана трое… нет, четверо суток назад, у вас множественный перелом голени и лодыжки и двадцать восьмая неделя беременности. Не спешите впадать в отчаяние…»

Не было такого совета. Но и отчаяния, как ни странно, тоже не было. Только отстраненное любопытство.

Помнится, Тошка как-то обмолвился, что древние греки полагали, будто мальчики развиваются в правой стороне живота, а девочки – в левой. Интересно, как на эти сомнительные выкладки влияет сломанная нога будущей роженицы? Хотелось бы надеяться, что не сильно. Если так, то еще месяц таких «выползок» – и у нее определенно будет девочка. Разве не здорово? – спросила себя Аля.

И ответила себе: остынь, подруга. Ты ведь прекрасно понимаешь, что еще одного месяца у тебя не будет.

Да, она понимала. Застыв в неудобной позе: на локтях и одном колене, пережидая внеплановый «танец живота», она всматривалась в непроглядную темень, как в собственное будущее и не видела там ни месяца, ни даже недели. И вообще теперь, когда угасшая адреналиновая буря в крови выступила горечью на губах, Аля с необъяснимой уверенностью почувствовала, что сегодняшняя «прогулка», скорее всего, станет для нее последней. Шесть кусочков сахара и вафля, бесспорно, подарок судьбы, но и они не в силах надолго отсрочить неизбежное, когда ее главный враг, уже не ограничиваясь пугающими взглядами с потолка, перешел к активным действиям.

А раз так, то пусть нынешняя, заключительная, «выползка», как и самая первая, ознакомительная, пройдет по слегка измененному сценарию. Ведь если не поддаться давнему соблазну сегодня, то завтра и поддаваться станет нечему. И некому. То есть сначала, как водится, водопой: промочить горло, ополоснуть лицо, наполнить флягу, а вот потом… И почти счастливая улыбка растянула потрескавшиеся губы, когда Аля после Семикрестка свернула в тоннель Безымянного пальца. Не ожидая больше помощи из Франции, она позволила себе переиначить известную фразу. Увидеть Колонный Зал и умереть! Хоть на часок окунуться в атмосферу застывшей сказки, хоть минутку провести среди ее сверкающих декораций, хоть на мгновение снова почувствовать себя прекрасной Белоснежкой… а не Золушкой в самой замызганной фазе, далеко за полночь. И тогда потом… уже не так важно, что случится потом.

Аля решительно углубилась в Безымянный тоннель, ее левый локоть на ощупь прокладывал дорогу, как нос ледокола в темное время суток. И лишь одна мысль сомнительного свойства слегка тревожила Алю, когда она обползала незнакомые груды камней или проваливалась рукой в трещины, которых не было здесь тысячу лет и один месяц назад – во время первой, еще совместной с Тошкой, экскурсии в Колонный Зал. Золушка, Белоснежка – это все, конечно, здорово. Но как она собирается пролезть сквозь кротовую нору, в которую ближе к концу вырождается тоннель? Дюймовочкой?! Когда несгибаемая нога торчит вбок под таким углом, что впору повязать на лодыжку красную ленточку, сигнализируя о превышении габаритов. В самом деле, как?

«Как-нибудь!» – небрежно, на ходу, отмахнулась новая, не знающая страха и мало-помалу забывающая, что такое сомнения, Аля.

Ей повезло. Смелым и решительным вообще везет. То же самое землетрясение, которое изуродовало ее правую ногу на всю оставшуюся… ночь? или сутки? вряд ли больше!.. теперь сыграло ей… получается, на руку. Да вот, таким пошловатым каламбуром. Часть стены, включая проблемную кротовую нору, от толчка обрушилась внутрь Колонного Зала, и узкий лаз в результате расширился до размеров гигантского зева, сквозь который Аля проползла бы, даже раскинув ноги на ширину поперечного шпагата. «Смелым везет…»-радовалась она, скатываясь по недавно образованной насыпи на гладкий слюдяной пол циклопической пещеры.

Однако и самые смелые не застрахованы от разочарований. Одно из них, особенно тягостное после недавнего успеха, подстерегло Алю уже на пороге Колонного Зала. Трех спичек хватило ей, чтобы убедиться в мудрости совета: «Никогда не возвращайся туда, где тебе было хорошо». Хуже будет.

Лежа на животе посреди лужи «горного молока» и щурясь на дрожащий огонек спички, Аля недоверчиво всматривалась в неохотно отодвигающую свои границы тьму. Изнутри пещера напоминала растоптанную мечту. Красочно декорированную театральную сцену вскоре после урагана. Картонный кукольный домик, по которому прошелся каток, напоследок отдавив ногу бумажной балерине.

Сталактиты, сталагмиты, сталагнаты – и зачем только училась, дура, зачем запоминала названия? – все, что в прошлом услаждало взор плавностью линий и хрустальной прозрачностью, теперь валялось на полу неряшливыми кучами мутноватых обломков. Если Семикресток, Лежбище и Поилка от землетрясения почти не пострадали, то на Колонном Зале стихия отыгралась сполна. Строго говоря, назвать этот зал Колонным можно было только отдавая дань памяти.