Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Спасти чужого

– От роты осталось тридцать восемь человек. И это с десятком твоих удальцов.

– Все как всегда. Счастливчики выжили. Остальные отправились пировать в рай. А мы с тобой все еще жаримся здесь, словно в аду.

– Это и есть ад. Несмотря на тишину, мятеж далеко не подавлен.

– Поверь, мой друг. Всем прекрасно это известно. Но мы слишком вымотаны боями. Нас крепко посекло картечью под Корверой. Да и в холмах мы держались молодцами. Заслужили отдых. На наше место придут другие. Теперь их очередь умирать. Но ты что-то слишком хмур. – Алехандро отложил гитару и взял сумку с тремя тяжелыми пистолетами. Один за одним выложил их на стол. Достал шомпол, пули, пороховницу, ключ от колесцовых замков и тонкий стилет с мерной шкалой на лезвии. – Беспокоят святоши?

– Нет.

– Беспокоят. Я же вижу. – Он улыбнулся в усы. – Вот что я тебе скажу. Мне тоже не по нраву, что они будут с нами. Это лишняя ответственность на наши задницы.

– Не в этом дело. Мы в состоянии сделать все возможное для их безопасности. Но я не люблю инквизицию.

– Ха! Найди мне того, кто ее любит, мой друг. Вся эта магия. – Он презрительно взмахнул пистолетом. – Пф-ф-ф! Куда уж лучше добрая сталь и граненая пуля. Даже церковники это понимают, раз желают путешествовать с вооруженными людьми, а не в одиночку. Видишь ли, в чем дело – мятежники могут вздернуть их точно так же, как мы это проделываем с восставшими крестьянами. И никакие рясы, даже алые, не спасут слуг господних от пляски на веревке.

– Прикусил бы ты язык.

– Ты прав, – тут же согласился командир рейтаров. – Везде есть уши, а костер будет покрепче, чем эта жара.

– Я говорю о том, что мы становимся не охраной, а тюремщиками.

– Ты о ведьме?

– В письме не сказано, что женщина ведьма.

– Раз есть инквизиция, значит, преступница – ведьма. Наверное, соблазнила какого-нибудь идиота или косо поглядела на соседку, вот и загремит теперь на костер. А может, ляпнула что-нибудь, не подумав. Итог один – ей будет очень и очень горячо.

– Люди не должны умирать за свои убеждения.

– Какое заблуждение, мой друг! – Алехандро вытащил из-за голенища сапога четвертый, самый маленький, пистолет и присовокупил его к трем другим. – Люди только и делают, что дохнут за убеждения. Это продолжается с начала времен и закончится лишь в Судный день. По-твоему, чем мы здесь занимаемся?

Рауль отстегнул перевязь, швырнул шпагу и дагу на кровать. В латунном умывальнике еще была вода, и он с наслаждением умылся, смывая с лица едкий пот.

– Ты слишком много думаешь. Я так тебе скажу: это не наше дело. Если церковникам надо помочь в богоугодном деле – мы поможем. Ссориться с инквизицией вредно не только для карьеры, но и для жизни.

– Ты говоришь банальные истины, – отмахнулся Рауль. – Еще скажи, что у нас нет выбора.

Он плеснул себе вина, но то оказалось слишком теплым, и капитан, скривившись от омерзения, поставил стакан на подоконник.

– А он у нас есть? – Рейтар удивленно поднял брови, посмотрев на товарища.

– Нет, – последовал ответ. – Нет, забери меня тьма! Это-то меня и бесит. У нас будет достаточно проблем и без них.

– О да. Мой разъезд видел подозрительных людей. За мельницей.

– Давно?

– С час назад. – Алехандро взялся за пороховницу. – Какие-то крестьяне.

– У любого крестьянина может быть припрятана старая аркебуза.

– Так и оказалось. Эти голодранцы даже пальнули, но, по счастью, промахнулись. Я повесил их сушиться на солнышке. Правда, Игнасио, перекидывая веревку через сук, ворчал, что мы настраиваем против себя местных, однако, по мне, они и так не за нас. В последнюю неделю отряд потерял восемнадцать человек. И чаще всего выстрелы были из-за угла. Или наваха в живот темной ночью.

– Мятеж подавлен. Но несогласных больше, чем крыс на корабле. Я рад, что, несмотря ни на что, через несколько дней нас здесь не будет.

Алехандро закончил заряжать пистолет, отложил в сторону и налил себе вина. Выпил залпом.

– Я тоже, мой друг. Я тоже.

Трое священников прибыли под вечер. Их сопровождала четверка хмурых конных гренадеров, мрачно поглядывающих по сторонам и не убирающих рук с пистолетов. Как оказалось, отряд обстреляли в четверти лиги от города, на повороте, но сумерки сыграли против мятежников, и пули не попали в цель.

Сержант гренадеров безостановочно ругался, впрочем разумно удерживаясь от богохульств. По его словам, пуля прошла рядом с его головой и, будь он чуть менее удачлив, лежать бы ему в придорожной канаве с дырой в черепе.

– А все из-за ведьмы, сеньоры, гори она вечно! – бормотал он, усаживаясь за офицерский стол, богатый вином, сырами и мясом.

Отцы-дознаватели Августо, Рохос и Даниэль вовсе не выглядели так, как этого ждут от грозной инквизиции. Уставшие от путешествия, покрытые белой дорожной пылью, облаченные в скромные серые рясы, они говорили тихо и с подобающим уважением к дворянину.

Рауль тоже держался подчеркнуто вежливо. Похоже, им не собирались командовать, и его это полностью устраивало. Отец Августо, самый старший из троицы, единственный обладал магией. Этот невысокий человечек с печальным лицом и большими умными глазами не казался черствым сухарем и тем более фанатиком. Он был учтив, даже смиренен и просил для себя и своих братьев лишь воды да места, где можно прочитать молитву.

Капрал Мигель, человек набожный и богобоязненный, спросил, могут ли солдаты молиться вместе со святыми отцами, и получил в ответ благосклонную улыбку. Возле часовни, располагающейся недалеко от дома, стал собираться народ, несмотря на наступление ночи.

Молитва прошла быстро, читал ее отец Даниэль, и его высокий, необычайно чистый голос разносился над притихшими людьми, заглушая стрекот неугомонных цикад. Рауль слышал слова даже с другой стороны улицы. Священник просил Спасителя дать им всем сил, веры и смирения и защитить от искушений, тьмы и врагов королевства.

Произнеся «amen», он осенил всех присутствующих святым знаком и вместе с клириками направился к дому. Рауль нагнал их у дверей.

– Святые отцы, нужно ли вам что-нибудь еще?

– Грешница, сын мой. – Четки, словно вода, текли меж пальцев отца Августо. – Она не должна сбежать.

– Я приставлю к ней двух солдат.

– Пусть не пытаются разговаривать с ней. Ее речи темны.

– Я прикажу.

– Благодарю вас.

Клирики ушли, а Рауль, отдав последние распоряжения, присоединился к своим. Его второй капрал, Фернандо, был мертвецки пьян. Игнасио тоже едва стоял на ногах. Алехандро задумчиво волновал гитарные струны и, в отличие от более молодых воинов, не собирался падать под стол в ближайшие часы. Выпроводив помощников спать, они поговорили о завтрашнем дне и наметили будущий путь.