Игорь Алимов - Академия Шекли (сборник)

Мы, чего греха таить, зажали по карманам огромные кукиши, но так и остались дома. Солженицын под копирку, треск в динамике „Спидолы“, кухня как оазис свободомыслия – и разговоры до утра.

Время сломало нас об колено, и вот такие, переломленные, мы жили. А те, кто правил нами, не понимали, что нельзя опираться на сломанное…

Ах, как мы радовались в девяносто первом! Какие синие птицы парили над нашими головами! Это была наша победа, наш праздник. Но другие усадили победу в серебристый „Мерседес“ и смело полезли ей под юбку, едва клацнувшая дверца отсекла восторженную толпу.

Однако мы выжили и тогда. Горечь разочарования, оскомина ненависти – с этим тоже можно жить. Мы приспособились, а некоторые – так даже и весьма неплохо устроились.

Вновь наш кружок, поседевший, поредевший, начал собираться, когда над страной замаячили, как нам тогда казалось, старые, жуткие тени. И мы опять говорили. И мы писали. И нас даже публиковали.

Так что в монстре, который пожирает нынешнее время, есть и капелька нашей крови. Мы взрастили, выкормили его, убоявшись, что опять наступила эпоха, когда перед нами встанет вопрос: „Можешь выйти на площадь?“

„Это компрадорское государство!“ – яростно кричал Толик Длукер. „КГБ не может породить ничего светлого!“ – вторила ему Эллочка Бахтина. „Возврат к монополии одной партии на власть – это конец всему!“ – веско заявлял Вадик Симонян. „Имперские амбиции гибельны для России!“ – уверенно резал Эдик Гальперовский.

Мы не сомневались – стоит только демократически решить проблему преемственности власти, и всё: Россия воспрянет ото сна, птица-тройка наконец-то свернёт с грязных просёлков на столбовую дорогу и помчится в будущее, которое обязательно, непременно окажется лучше настоящего…

О, какими же мы оказались слепцами! Куда там Гомеру, Мильтону и Паниковскому… Пока мы тут воевали с ветряными мельницами, порождёнными нашими же фобиями, где-то – да собственно говоря, известно где! – уже был написан сценарий, проведён кастинг, и деньги легли на счета исполнителей главных ролей.

А началось всё безобидно и даже весело.

Второй Московский Всемирный фестиваль фолк-музыки. На площадях столицы били тамтамы и выли трембиты. Радостная молодежь отплясывала в свете прожекторов, и тысячи разноцветных воздушных шариков кружились над Москвой, сливаясь в фантастическую какофонию цвета. Эллочка сказала тогда: „Как будто радугу взяли – и перемешали“. Радугу… Она как в воду глядела!

Никто не заметил их появления. Но как-то вдруг, неожиданно, все площади и центральные улицы оказались запружены толпами юнцов и юниц. Бедновато одетые, лохматые (уже, уже тогда они отпускали волосы!) подростки потеснили танцующих мажоров, плотной массой окружая сценические площадки, на которых по-прежнему грохотали туземные барабаны.

Финальный концерт фестиваля состоялся, как водится, на Красной площади. Вип-трибуны, места для иностранных гостей, оцепление, огромная эстрада, зиккурат Мавзолея – и пирамиды колонок вокруг…

Президент появился перед самым началом, и сотни телекамер десятков телекомпаний показали, как он, улыбчивый, подтянутый, своей знаменитой спортивной походочкой идет по брусчатке. Никто не подумал тогда, что это сигнал, casus belli для посвящённых.

Тут всё и случилось: орды лохматых подростков смяли заслоны и с двух сторон – с Манежной и с Васильевского спуска – потекли на Красную площадь. Возникла сумятица. Милиция попыталась было навести порядок, но куда там…

Снова грянули тамтамы, взвыли трембиты, развернулись укрытые до поры под полами курток белые знамена с семицветной радугой, и над центром Москвы загремело в прямом эфире, запульсировало в такт африканским ритмам одно слово, обращённое к одному же человеку: „У-хо-ди! У-хо-ди!! У-хо-ди!!!“

И сотни камер снимали это, и десятки компаний передавали это. Мир вздрогнул и затаил дыхание. Мир понял: на его глазах творится История…

Президента спешно эвакуировали. В Москву двинулись колонны армейских грузовиков с бойцами дивизии имени Дзержинского, а в Таманской и Кантемировской дивизиях грели моторы БМП и танки.

Столичный ОМОН стянули к зданию Манежа. На Октябрьской площади в авральном порядке формировались бригады добровольцев – бить лохмачей. Но потоптавшись у постамента памятника вождю мирового пролетариата, волонтёры посчитали за благо тихо ретироваться, лишь отдельные группы крепких парней с бритыми затылками шныряли по переулкам в центре города, пытаясь спровоцировать столкновения между митингующими лохмачами и милицией.

Первая ночь на „Радужном майдане“, как тут же окрестили Красную площадь, прошла относительно спокойно. Утром президент выступил с обращением к гражданам России. Он говорил правильные и понятные вещи: про порядок и конституцию, про демократию и законность, про недопустимость использовать молодежь в политических целях, и так далее. А над Москвой всё гремело: „У-хо-ди! У-хо-ди!! У-хо-ди!!!“, и даже рокот барражирующих в синем весеннем небе „Ночных охотников“ не мог заглушить этот рефрен. Наверное, если бы в Кремле нашёлся кто-то, кто отдал бы приказ применить силу, „радужная революция“ на этом и закончилась бы. Но решили иначе: ничего не предпринимать, мол, молодежь – наше богатство, пошумят-постучат, да и разойдутся.

Новые отряды лохмачей, подтянувшиеся из Подмосковья, рассеяли омоновские кордоны. Солдатики-дзержинцы братались с митингующими, угощаясь папиросками. Над толпой плыл сладковатый, отнюдь не табачный дымок. Молодняк хохотал, раскрашивая из баллончиков лошадь маршала Жукова.

Потом зазвенели витрины – голодная толпа принялась громить магазины и офисы. События грозили выйти из-под контроля. Из Кантемировской дивизии сообщили, что солярка кончается и надо что-то решать: или завозить ещё, или давать команду „отбой“.

Именно в этот момент я понял, отчего рушатся глиняные колоссы: они рушатся от говорильни. Правительство заседало, президент выступал, олигархи выжидали. Помню, мне тогда приснилось, как Лев кричит из могилы: „Пассионария! Полцарства за одного пассионария!“

Тщетно. Столица погружалась в хаос. Власть, как бывало уже не раз, легла на землю и ждала того, кто поднимет её и поведёт „в нумера“. И такой человек появился, причём появился он в нужное время и в нужном месте. Его знали и раньше – полуоппозиционный политикан, этакий баловень судьбы, умело играющий на политической конъюнктуре, кулуарная кличка „Хомяк“. Но никто не ожидал, что именно он станет лидером лохмачей…

Ультиматум Хомяка оказался коротким и веским: „Демократия под угрозой… именно поэтому молодежь… самая здоровая часть общества… больше не можем терпеть… промышленность развалена… армия опущена… беспризорные дети… нищие старики… отставка президента и правительства, роспуск Думы… прозрачные выборы под контролем… национально ориентированное государство… свобода предпринимательства… Россия устала… Россия больше не может… Россия… Россия… Россия…“.