Райдо Витич - Испытание на зрелость

Моя эйша оказалась особой и дала мне больше, чем могла — она принесла мне не только этот мир, но массу миров, в частности тот, что я держал в своих объятьях, и слышал как бьется маленькое солнце — сердце. Как энергия тепла — кровь, кружит по венам, омывая своим светом органы и даря тепло окружающим. И этот мир я готов был сохранить ценой своей жизни — без раздумий. И этот мир был прощением мне и высшим даром для любого другого.

Он был бесценен.

— Твой отец уникально глуп, — прошептал я. Эви-йна покачала головой.

— Адан. Я слышала, как мама называла тебя Адан.

Я улыбнулся, впервые улыбнулся губами, и ими же коснулся теплой щеки дочери. И мне было приятно ощущать энергию дочери и отдавать ей свою.

— Я буду звать тебя Ефа — первая и особая.

Девочка засмеялась, задорно, как могут смеяться лишь дети, но взгляд был мудр, как у старика.

— Ты скоро уйдешь, — посерьезнела она.

Да. Скорей всего. Если я правильно понял — эйша закончена, значит, я пришел к финалу.

Но какое это имеет значение? Я познал то, ради чего стоило и рождаться и умирать.

— Ты останешься, — погладил ее по щеке, впитывая тепло и нежность кожи, тот безумный в своей открытости фон, ту уникальную энергию, что готова была укутать и окутать, питать и отдавать, ничего не прося в замен кроме одного — будь, просто будь.

Мне было жаль лишь одного — я не смогу взять ее с собой, не смогу быть рядом и уберечь от бед и ошибок. Одно грело — она была сильной и умной, более прозорливой чем отец, и более чувствующей чем мать. И видела, слышала, знала много больше нас обоих.

Эви-йна обвила мою шею руками, обняв сильнее. Крепче, прижалась щекой к моей щеке: "я буду помнить тебя и все что ты мне говорил. И мои дети. И дети моих детей, и внуки детей — все будут помнить тебя".

"Главное, не забудьте себя", — подумал я.

Мне было грустно. Я впервые сталкивался именно с грустью. Глубокой и безбрежной, неутолимой, как жажда знаний.

Я четко понимал, что на этот раз прав на счет сути эйши. И не странно ли, что сколько не гадал, сколько ответов не искал, а нашел не сам — нашла малышка, маленькая девочка, рожденная на огромной планете, столь же случайно, сколько она приняла нас. И обе были капканами, и обе имели дар любить безоглядно.

В тот момент я понял, что планета простила меня и я свободен. Но тогда я еще не осознавал насколько глубоко и сильно то чувство, что обозначила Эви-йна, тот подарок эйши и Х-7 мне.

Спустившись с гор, мы вернулись домой и застали двух мужчин. Я с трудом узнал в одном из них Стива Сандерса. Другой был молод, подросток, и совершенно неизвестен мне. Эва кормила их, изможденных, обросших, худых, как жерди, и плакала.

— Ты был не прав — они выжили, — укорила меня.

Я сел за стол и обнял дочь, что тут же прилипла ко мне, ища защиты от незнакомой и тем пугающей ее энергии чужаков.

— Не бойся, это Стив, мой напарник, — успокоил я ее.

Мужчина оттер губы от каши и исподлобья уставился на меня. Во взгляде жила дичинка, что он приобрел за годы скитаний на незнакомой планете, и она вытеснила ту надменность, самоуверенность и насмешливость, что всегда присутствовала в Стиве.

— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, — тихо и с трудом выговорил он.

Я бы мог сказать в ответ — я тоже рад видеть тебя, рад, что жив.

Но это было бы неправдой. Я не был не рад, ни печален встречей, я просто знал, что появление человека из далекого прошлого всего лишь знак того, что моя эйша действительно закончена и мне пора. Расставание занимало меня больше, чем встреча.

— Выжил?

Стив горько усмехнулся.

— Только не спрашивай как и зачем. Это Герт, — кивнул на друга. И тот кивнул уже мне в ответ, одарив дичливым, почти в точности как у Стива взглядом.

— Его тоже не спрашивать?

Стив улыбнулся и качнул головой то ли насмехаясь над собой, то ли надо мной, то ли умиляясь встрече вообще, как и моим вопросам.

— Ты не изменился.

— Могу поспорить.

— Не надо. Я… В общем, извини меня за тот случай.

Я не помнил и не понимал о чем он, нахмурился.

— Я тогда наехал на тебя, ты порезался, — напомнил.

— Ты помнишь об этой ерунде? — не скрыл я удивления. Стив смущенно улыбнулся:

— Все эти годы мне только и оставалась память… И она оказалась неприятной. Мне было в чем каяться. Я всегда думал, что силен, умен, что карьера главное в жизни и я достоин ее высот. А обернулось вон как. Оказалось, что я не знаю элементарного, а что знаю, мне не поможет. Оказалось, что шел к пустым и тупым целям, к обманке, и обманывался себя, обманывался, как многие и многие… В общем, извини, старик.

Я не хотел его извинений, как и покаяний — глупо и не к чему. Его вина была его выдумкой.

— Как ты нашел нас?

— Никак. Это Герт нашел меня. Я был плох. Совсем. Обожжен, переломан. А он мальчишка совсем. Выходил. Их двое было. Заблудились, второй так и не нашелся.

И не найдется, — смекнул я о ком речь, но промолчал.

— Короче, выжили. Как-то жили. Что-то ели, где-то спали. В пещере жили, потом нас выгнали звери. Повадились и мы убрались. Силы неравны. Скитались. Наткнулись на скелет в пещере — голубая форма. Тоже кто-то из наших, но не различить кто, сгрызли его… Паршиво было… Потом дымок увидели и глазам не поверили. Вышли на вас. А вы хорошо устроились.

— Неплохо.

— Мы… можем остаться? — высказал главное, к чему шел разговором. Я кивнул — это было ясно при первом взгляде на гостей. Они останутся.

Со временем Стив заменит Эве меня и у них все сложиться лучше, чем у нас. Они одного покроя, и то непонимание, что всегда стояло как стена меж мной и женщиной, рухнет.

Герт… Его взгляд на Эви-йну, искоса, робкий, но заинтересованный, сказал мне, кто будет парой моей дочери.

Только одно мне было неясно, потому что в этом я был бессилен — как я уйду.

Вернусь ли в клан или уведет хана — частности. Это будет, потому что эйша закончилась, но как случиться — мне трудно было рассчитать.

На следующий день родился Ави-йн. И не было не ливня, ни урагана, только далеко в небе полыхала молния, да эхом докатывался гром, напоминая, но не грозя.

Мы построили еще один дом для Стива и Герта. И все чаще я замечал с каким трепетом Стив относится к Эве, с какой улыбкой она смотрит на него. Никогда она не смотрела так на меня, разве только на детей. В ее глазах поселилась любовь, та самая, что сияла в глазах и улыбке моей дочери и грела меня, питала как вода ростки пшеницы.

Я не мешал Эве и Стиву, но все чаще уходил в горы с Эви-йной, спеша дать то, что не успел, спеша напиться ее любовью и отдать свою. Девочка крепла на глазах и это было мне самой главной наградой.

Я ушел неожиданно даже для себя. Мои нашли меня и вытащили.

Я сорвался с обрыва, зацепился за камень. И порадовался, что на этот раз оказался в горах один — отчаянье девочки мне было бы не перенести.