Райдо Витич - Игры с призраком. Кон третий.

Рдели девки румянцем, робели да страшились, взгляды пряча. Бабы головой качали да рты платами прикрывали — и вроде бежать бы, да ноги не слушаются. А чего с баб взять, ежели и мужи деть себя, куда не знали. Купала у крыльца топтался, хорохорился, да вид шибко пришибленный имел, что и Устинье в диву таким его зрить было.

Ричард никого не видел, ничего, хоть и смотрел перед собой, взглядом по толпе пробегал. Тихо и темно в душе у него было, как в лесу перед бурей — чуть, и пойдет ураганом ветки гнуть, листья ливнем бить, молнией стволы валить.

`Ошибка', - твердил себе и молил: `Боги, все какие есть, помогите не мне — ей. Прошу вас. Я редко вас беспокоил, а сейчас прошу, молю — сохраните Анжину. Возьмите меня. Какая вам разница кого забирать? Но только не ее, прошу, не ее'.

Процессия прошла городище и вышла к холму. Мирослав с дружиной отстали, приостановились и спрыгнули с лошадей. Друзья же увидев на верху холма постамент из бревен и неподвижное тело на них, словно наткнулись на преграду — встали.

Ричард видел только, как ветер теребит золотистые волосы, и потерялся — окаменел. Тихо было, так что уши закладывало и скорбь казалось, витала в воздухе, укрывая горькой тенью сердце каждого. Но еще не верилось, не хотелось, не моглось.

Король с трудом слез с лошади, чувствуя себя то ли камнем, то ли рассыпающимся стариком и медленно пошел вверх. Каждый шаг давался с трудом, ноги словно врастали в землю, и мурашки по коже, и душу скрутило в жгут.

Шаг, другой, словно не вверх, а вниз в пропасть в горечь, в беду и пустоту, за краем которой ничего и никого нет и быть не может.

Ричард остановился у тела, вглядываясь в лицо любимой, не веря, что это она и мертва. Анжина словно заснула, только очень крепко, настолько, что даже не трепетали ресницы, не билась венка на шее. Руки женщины крепко сжимали рукоять меча, лежащего на груди, и казалось, сейчас она проснется, пойдет в бой.

Ричард неловко опустился на колени, погладил лицо любимой, убирая волосы со лба, не чувствуя холод кожи, не видя ничего кроме сомкнутых глаз и губ, неестественно бледных, но чистых. Слезы, невольные гости ринулись наружу, капали на лицо, согревая давно застывшую кожу женщины.

— Анжина, — тихо позвал он. — Анжина…

Ни слова, ни жеста в ответ — тишина, разламывающая голову, и помутилось, поплыло перед глазами:

— Нет… нет! Анжина! Анжина… — он хотел встряхнуть ее, разбудить и вдруг дошло — бесполезно. И пришло осознание — опоздал. Ладонь зависла над телом любимой, не зная, зачем вообще существует.

Друзья подошли к королю, но не знали, чем помочь, да и сами готовы были завыть. Пить белее мела, стоял истуканом и смотрел на мертвую Анжину, не понимая, что это она. Слезы душили, но забыли за долгие годы, где выход, и стоял комом в горле беспомощный крик:

— Ребята? — повернулся к друзьям. — Это… это же неправда… Это не она, не может быть…

Ричард сжал зубы и прислонился лбом к плечу Анжины холодному, каменному: у него ничего не осталось, да и его самого больше не было, а значит, не о чем было говорить и незачем что-то делать.

Крис постоял пошатываясь, словно его сдувал ветер, потом повернулся и побрел сам не зная куда. Кирилл же потерялся. Стоял, смотрел в лицо королевы и видел ее живой, вспоминал такой какой она была: их первую встречу в палате Яна, жизнь на Сириусе, последнюю встречу на Энте.

Мертва? Она? Нет…

— Вызовите… вызовите Косту, — прохрипел Ричард. Поцеловал любимую в холодные губы, и с трудом поднявшись, пошел к Мирославу, что, свесив голову, стоял у подножья холма.

— Кто? — спросил глухо.

— Лютичи да роски, Гром. Но вина моя. Я не углядел, — посмотрел ему в глаза. А в них пустота и муть, и больно сердцу, и жаль мучает душу.

— Найди мне их, — приказал Ричард. И пошел обратно, сел рядом с телом Анжины. И всем стало ясно — не уйдет.

Пит затоптался на месте — его крутило, как юлу и куда не повернись — ничего не меняется: мертва — бьет в виски.

— Не верю я… Не верю! Бред! Ерунда! Не верю!! — закричал. Кирилл хмуро глянул на него и пошел в сторону, сел с краю холма спиной к мертвой, чтобы не видеть ее, Ричарда. Пита, что растеряв свой разухабистый юмор, точно потерявшийся пацан, не знает, что делать со свалившимся на плечи горем.

— Вот и нашли, — прошептал Шерби, глядя на розовый закат, что красил пики исполинских елей в закатные краски.

Ближе к темноте у подножья сел планер, вызванный Крисом. Были разбиты палатки. В одной Коста начал препарирование.

Ричард так и остался сидеть у бревен, а друзья расположились рядом, поглядывая за ним и ожидая вердикт Косты.

— Не она. Не она, — твердил Пит, мотая головой. Крис и Кирилл молчали, стараясь не смотреть друг на друга. Каждый из друзей был оглушен смертью королевы, и каждый по-своему пытался сжиться с потерей. Пока никому не удавалось, и потому не было сил на слова, они застревали в горле, а взгляды были похожи — в них поселилась боль и апатия.

Уже в темноте Коста вышел из палатки, и, не решаясь подойти к Ричарду, подсел к друзьям. Можно было не спрашивать о результатах — они были написаны на его лице:

— Это она, — выдохнул.

— Нет! Ты ошибся!

— Замолчи, — оборвал Пита Крис. Кирилл уткнулся лбом в колени, чтоб скрыть навернувшиеся слезы, накрыл затылок руками, закачался: почему она? Она-то почему?!!

Пит встал и побрел в темноту. Кирилл пошел за телом, чтоб положить его на место, а зачем и сам не понимал. Ему просто как воздух было необходимо поднять Анжину на руки и хоть в последний раз, ощутить ее близость, понять, поверить, что она мертва. Но только взял на руки, как понял, что не верит, не сможет поверить. Вот же она… вот же…

Ричард смотрел на него, на Анжину, и будто не видел, только все вертел в руках ее меч, грел о рукоять лоб и, казалось ему, что он ощущает ее руки, что сжимали рукоять, их тепло, силу и слабость, и видел Анжину, живую, идущую в бой. Какой она была, какой жила — горевшей, греющей, пылкой в своей правде, презирающей кривду предателей и лжецов.

— Такие не живут, но и не умирают, — прошептал, вспомнив слова деда.

— Они живут в нашей памяти, — тихо сказал подошедший Крис. Ричард тяжело посмотрел на него. Вложил меч в руки любимой, накрыв их своей ладонью, хотел поцеловать, но не смог — зажмурился от острого желания лечь рядом и умереть, обнимая Анжину, умереть прямо здесь, сейчас. Король отвернулся и зашагал вниз, в темноту и холод осенней ночи.

Боль, от края и до края, и беспросветный мрак в котором вязнут мысли, а любые чувства становятся острыми.

Ричарду хотелось кричать, выть, кататься по земле, разнести эту планету и всю вселенную на куски, и умереть в пламени своей ярости и горя. Но он держался, сцепив зубы, сжав кулаки, молча таранил взглядом сосну, что выросла на его пути, будто она была главной причиной всех бед. А потом рухнул на землю и застонал, впечатав пальцы в хвою, начал раскапывать дерн, не соображая, что делает. Он бы раскопал могилу себе и лег бы, но сначала он должен положить в нее Паула. Положить живущим, и закопать — живым.