Сборник - Фантастика, 1966 год. Выпуск 1

Встают и тихо уходят. Один за другим, высокие, прямые.

Молодые. Здоровые.

Вот так начинается новый этап в жизни лаборатории. Сейчас они будут думать. Не уверен, что у всех удержатся благородные порывы. Сложна человеческая натура, сильны инстинкты, подсознательные стремления к овладению, к власти, лень. Поднимутся зависть, недоверие, жадность. Достаточны ли барьеры на их пути? Позвонить Любе, пока она не ушла домой. Как неприятна организация этих свиданий: ложь, ложь, ложь!… Она так страдает от этого. Слава богу, скоро конец.

Беру трубку.

– Алло, коммутатор? Город свободен? Наберите мне Б 3-67-20.

Соединяет.

– Позовите, пожалуйста, Любовь Борисовну.

Жду. Что скажу? Удивится. Не ожидает.

– Любовь Борисовна? Это я. Да, я. Мне нужно с вами поговорить. Сегодня же. Ничего не случилось, но нужно. Буду дома после пяти. Как обычно. До свидания.

Чувствую, что переполошилась. Но я должен ее видеть сегодня. Не могу ждать следующей недели. И страшусь этого разговора. Буду изображать такого бравого мужчину, который ничего не боится. И она тоже будет лгать - успокаивать.

А потом плакать всю дорогу. Вытирать слезы на крыльце и пудриться торопливо, вслепую. Потом надевать спокойную маску.

Муторно стало на душе. Опять меня обступили эти призраки: болезнь, больница, страдания, смерть. Еще жалость, объяснения, неловкость.

Что мальчики подумали? Что их шеф такой одержимый ученый? А он совсем слабый человек, которому хочется засунуть голову под подушку и стонать, стонать от тоски.

И эти планы - только бегство от самого себя. Движение всегда притягивает мысль и отвлекает от другого - от безысходного одиночества. Наука - отличная вещь. Думаешь и думаешь и забываешь, что есть вопрос: “Зачем?” Неумолимая вещь материализм. Частицы, атомы, молекулы. Клетки, органы, организм. Мозг - моделирующая система. Любовь, дружба, вдохновение - только программы переработки информации. Их можно смоделировать на вычислительной машине. И никакого в них нет особого качества.

Нет бога, нет души. Нет ничего. Я только элемент в сложной системе - общество. Живу, страдаю и действую по строгим законам материального мира. Могу познать их - правда, очень ограниченно, но вырваться - нет. Вернее, да. В смерть.

Пусть она идет. Никого не люблю.

Брось. Опять рисовка. Не нужно злиться. Жизнь - всетаки неплохая вещь. Радость открытия. Общение с любимой.

Сигарета. Беседа с другом. Неважно, что все это только изменение молекул и атомов в нервных клетках, образующих какой-то центр удовольствия в подкорке.

Как жить? Чтобы радости было больше, а горя меньше?

Как примирить это с материализмом? Чудак! Тебе эти вопросы уже ни к чему.

Нет. Теперь-то мне только и думать об этом. Отпала масса забот: как написать книгу, покрасоваться перед коллегами, купить новый костюм.

Хорошо. Потом. А пока нужно еще подумать над этой “Запиской”, чтобы поговорить с Юрой о реализации бессмертия. Почему не попробовать?

Сижу думаю. Об анабиозе и о многом другом.

Уже три часа. Пойду поищу его. Лучше бы, если бы другие не видели. Сепаратные переговоры в коллективе не одобряются. Взять “Записку”.

Наверное, он в мастерской. Послать кого-нибудь? Нет, сам.

Наша лаборатория разбросана по всему зданию. Следы агрессивной политики: по мере развития работ отвоевывали новые комнаты. Иван Петрович жался, жаловался, но уступал. Как же, “кибернетические методы, прогресс”. Мы тоже произносили красивые фразы.

Иду длинными коридорами. Народ собирается домой: двери в комнаты открыты, видно, как одеваются. Слышны прощальные слова. Кое-где еще висят таблички “Идет опыт. Не входить”. Просто забыли снять.

Что-то не много страстности вижу я в наших ученых: после трех часов институт пуст. Наука делается в рабочее время - “от и до”. Разговоры тоже входят сюда.

А мои сидят. Любят, правда, потом пожаловаться, что “ах, они перерабатывают”, “вы нас эксплуатируете”.

Наконец добрался до цели. Болит под ложечкой. Подсознательно я все время прислушиваюсь к своему телу. Так и будет теперь: одно болит, другое. Все -органы заговорили.

Вот три двери нашей мастерской. Юра должен быть в первой; здесь стоит макет модели сердца - его детище и любовь.

Да, так и есть. Он сидит один на высокой табуретке перед осциллографом, на котором луч вычерчивает кривые. Не видит меня. Смотрит на экран и медленно поворачивает рукоятки прибора. Меняется амплитуда и частота всплесков.

Я знаю: это он меняет “входы” - давление в венах.

– Юра, мне нужно с тобой поговорить.

– А?

Он вздрогнул, потом широко улыбнулся. Лицо у него бывает совсем детское, не скажешь, что парню двадцать семь лет. Я бы уже мог иметь такого сына…

– Разговор секретный. Здесь посидим или пойдем в кабинет?

– Как хотите, Иван Николаевич. Здесь тоже спокойно. Ребята разошлись по всяким делам, а двое на опыте.

– Давай останемся здесь.

Я сажусь на старый стул, поближе к батарее отопления.

Зябну.

– Можно мне закурить?

– Конечно, кури. Я с удовольствием понюхаю твой дым.

Пауза. Я как-то смущаюсь говорить об этой фантазии - анабиозе.

– Как идут дела с диссертацией? Ты понимаешь, что нужно спешить?

Когда мы одни, я называю его на “ты”, как и Вадима и Игоря. Я их люблю, они мои ученики. И хотя я знаю, что они уйдут когда-нибудь, но это умом, а сердце не верит. Кажется, что всегда будут делить со мной мечты и разочарования.

– Мне нужно на две недели выключиться из работы, и я закончу.

– Это нельзя. Можно не работать в лаборатории, но организационные дела остаются. Ты должен искать компромисс: делать самое необходимое и уходить домой.

– Придешь, так уж и не вырвешься до вечера.

– Диссертацию нужно подать максимум через два месяца. Это нужно также и мне. Дмитрий Евгеньевич читал все главы? Математика в порядке?

– Да, все одобрил.

Пора переходить к главному. Никуда не денешься.

– Юра! У меня есть еще один важный разговор. Мне немножко стыдно его начинать, так как я чувствую себя в положении человека, который хочет обмануть. Не делай удивленной мины, это так и есть. Я хочу обмануть смерть.

(Фразер!) - Что?

– Вот видишь, как ты удивился. Все люди нормально умирают, а а хочу увильнуть. (Как плоско я говорю. Балаган. Где найти слова, чтобы рассказать о страхе смерти, протесте, смущении? Вот он как смотрит на меня - недоверчиво, тревожно, и мой авторитет качается.) - Юра, я не хочу умирать. Нет, ты не думай, что я проявляю малодушие и буду цепляться за каждый лишний день, покупать его всякими лекарствами. Но я хочу сыграть по крупной. (Опять плохо. Никогда не играл. Юра смущен, он как-то сжался. Или мне кажется? Скорее к делу.) - Короче: я хочу подвергнуть себя замораживанию. Слыхал про анабиоз?