Сборник - Фантастика, 1966 год. Выпуск 2

Стоп, Резницкий! Что за странная мысль… Надо как следует подумать. Интересно, что скажет об этом Алексей с его максималистским складом мышления.

Разговор Резницкого с Новиковым (запись на пленке)

– Доброй полуночи, Сергей Сергеич.

– Допустим. В режиме СВП ваша полуночь, Алеша, звучит по меньшей мере смешно.

– Мы летим, ковыляя во тьме. Мы к родной подлетаем земле…

– Что за новости?

– Это старое, Сергей Сергеич. Старинная песня военных летчиков. Впрочем, до родной земли еще, ох, как далеко…

– Вы плохо себя чувствуете?

– С чего это вы?… Впрочем, должен признаться… никогда так тяжело не переносил состояние безвременья.

– Дать вам витакол?

– Не надо. Ничего, отлежусь…

– Алеша, помните ту мою пленку, где несколько мохнатых ходят вокруг корытца?

– Помню, Сергей Сергеич.

– Так вот: мне кажется, что это композиторы.

– Хм! У меня есть знакомый композитор, но я пи рапу не видел, чтобы он ходил вокруг…

– Нечто вроде коллективного творчества. Они создают запаховую симфонию, и она фиксируется в ячейках корытца. Разумеется, это не более чем предположение.

– Ну что ж… Корытце в их технике, по-видимому, стандартный элемент. Можно хранить энергию или симфонию. Можно их излучать. А еще можно подвешивать неугодных лиц в воздухе. Помните чучело в подземелье? Наверное, какой-нибудь тамошний правонарушитель, подвешенный для острастки, а?

– Не знаю, Алеша. Меня-то подвесили в инкубаторе. Это что - знак особого внимания?

– Просто в инкубаторе больше энергетических возможностей. Вы же видели - он набит корытцами. Гладкие и меня хотели подвесить, потому и пропустили в инкубатор, когда я забарабанил по стенке.

– Как вы думаете, Алеша, почему они напали на нас?

– Наверное, им не понравилось, что мы укрыли Смутьяна от погони.

– Бедняга Смутьян!…

– Да. Ему не следовало так много летать, это требует большой затраты энергии, и его заряд быстро иссяк. Он был вынужден идти к энергораспределительному столбику заряжаться, и тут его подкараулили гладкие и ткнули в пряжку разрядником.

– Вначале я думал, что жезлы у них просто символ власти. Хорошо, что вы догадались, что это разрядники. Иначе я до сих пор висел бы там, в инкубаторе.

– Я думаю о другом, Сергей Сергеич… Я был не прав, когда, помните, говорил, что это примитивные существа, полуобезьяны…

– Рад, что вы переменили мнение.

– Они не вызывают у меня никакой симпатии, но признаю, что контакт с ними был бы очень полезен. Чисто с технической точки зрения. Система их энергетики потрясающе удобна и рациональна… Но вы начали что-то о композиторах, Сергей Сергеич.

– Понимаете, мне пришло в голову, что композиторы коллективно создают симфонию запахов. А потом ее нюхает синклит гладких. Проверяет, что ли, качество симфонии, перед тем как разрешить массовое исполнение. Но дело не только в этом. У них в инкубаторе обработка яиц явно дифференцирована.

– Но что это значит?

– Я имею в виду заранее заданные качества. Яйца облучаются по-разному, проходят различный путь, и таким образом будущих аборигенов заранее профилируют по профессиям. Заготовляют, допустим, резчиков или как еще назвать тех, кто делает корытца. Или композиторов, вероятно, с желательным уклоном. Или астрономов…

– Ну уж нет, астрономы, как я понял, у них не в чести. Тот мохнатый, что показывал мне звездную карту, ужасно боялся, что начальство узнает. Любителей астрономии, видно, немного, и занимаются они ею тайком. Недозволенная наука.

– Вы думаете, у них не в почете вообще ученые или только астрономы?

– Кто их знает? По-моему, им нужны только эксплуатационники. Обслуживающий персонал. Ну, может, еще композиторы - для развлечения. А ученые - народ беспокойный.

– Алеша, вы заметили, что некоторые яйца в инкубаторе снабжены индивидуальными облучателями? Это, надо полагать, яйца короткошерстных. За ними специальный уход. Если хотите, у них тщательно выверенная система пополнения правящего класса. Что вы на это скажете?

– Мне, Сергей Сергеич, в инкубаторе было не до яиц. Да и вообще я слабоват в социологии. Знаю, что были когдато дворяне и дворовые, тред-юнионы, губернские секретари…

– Все это не то… Не то… В таких экспедициях, как наша, Просто необходим социолог, вот что я вам скажу.

“Мы к родной прилетаем земле…”

Животное погибало. Резницкий не спускал его с рук, непрерывно поглаживал по шелковистой шерсти, пытаясь поддерживать статический заряд. Бортинженер Рандольф помещал животное во все доступные в корабельных условиях комбинации полей. Ничего не помогало, и Резницкий был расстроен, даже заметно осунулся от огорчения.

– Что поделаешь, Сергей Сергеич, - утешал Новиков, - эта тварь, простите - кошечка, может жить только в сильном тау-поле при интенсивном поглаживании. Я и то удивляюсь, что оно протянуло так долго.

– Не стоит огорчаться, - поддержал его Рандольф. - Зверек, по правде говоря, пустяковый.

– Правильно, - сказал Новиков. - Ну что за животное - для развлечения. Какой от него толк?

Они стояли в крохотной лаборатории Резницкого, сочувственно вздыхая. При этом Рандольф думал, что Резницкий неэкономно расходует энергию на освещение и обогрев вивария, но высказать это вслух не решался.

– Все равно вы собирались его анатомировать, - мягко убеждал Новиков. - Где тут ваш ножичек?

– Были бы у него ноги, - басил Рандольф, - а то все время на руках таскать… мало радости.

Резницкий удрученно молчал.

В лабораторию заглянул Прошин.

– Ну как? - спросил он шепотом.

Новиков состроил жалостливую гримасу и пожал плечами. Резницкий погладил животное в последний раз, положил на столик и выдвинул ящик с анатомическими инструментами.

– Давайте-ка, Сергей Сергеевич, сперва пообедаем, - сказал Прошин.

– Обедайте без меня. - Резницкий принялся натягивать перчатки.

Наступило долгое молчание. Трое стояли над Резницким, дышали ему в затылок, смотрели, как он орудует инструментом.

– Ничего похожего… - пробормотал биофизик, осторожно перебирая лиловые внутренности. - Так я и думал… так я и думал. Здесь совершенно другое… Вот эта штука, надо полагать, и есть орган, трасформирующий тау-энергию в биохимическую.

– Вот эти колечки? - заинтересовался Новиков, нагибаясь над столом.

– Только без руки, - сказал Резницкий.

– Сергей Сергеич, дайте посмотреть под бинокуляром. Очень прошу.

– Всё-таки не следует пренебрегать обедом, - сказал Прошин, но никто ему не ответил.

Биофизик, штурман и бортинженер по очереди прилипали к окулярам и спорили,

– На редкость сложная схема, - говорил он.

– Наоборот, простая, - басил Рандольф. - Принцип потрясающе прост, если рассматривать эти колечки как многослойные аккумуляторы.